Неизвестный террорист

Куколка снова улеглась на диван и вскоре задремала. Проснувшись, она включила телевизор, но сперва не нашла там ничего интересного, а потом наткнулась на очередную демонстрацию тех же кадров, снятых камерой наружного наблюдения, но теперь увеличение было таким, что их с Тариком искаженные лица заполняли весь экран.

«В полиции опасаются, – вещал диктор, – что двое террористов, которым сегодня днем удалось уйти от облавы, организованной в Поттс-Пойнт, могут в любой день нанести удар в каком-нибудь другом районе Сиднея».

Куколка быстро переключилась на соседний канал, а потом и вовсе выключила телевизор, врубив музыку на полную мощность. Передавали что-то из репертуара австралийской рок-группы Cat Empire, но и музыку Куколке слушать не хотелось, она выключила ее и снова включила телевизор. Она очень старалась следовать совету Уайлдер, но у нее как-то не очень получалось; не могла она просто сосредоточиться на чем-то хорошем, и слова подруги насчет того, что все это вскоре ветром унесет, звучали как самое обыкновенное затасканное клише. Даже, пожалуй, лживое. Думая об этом, она не только не могла успокоиться, но и все сильней нервничала.

Она выключила телевизор. Теперь она уже с трудом подавляла охватывавшую ее панику, тщетно пыталась отыскать в памяти какие-нибудь такие слова, которые смогли бы ее поддержать – так тонущий человек из последних сил цепляется за обломки корабля. Но никаких обнадеживающих слов не находилось. И не было никакой надежды, что все это действительно вскоре кончится. Было лишь неясное ощущение, что в ее жизнь, внезапно и неведомым образом изменившуюся, вторглось нечто ужасное, и теперь эта ее жизнь никогда уж больше не будет такой, как прежде.

31

Куколка снова позвонила подруге.

– Уайлдер… – начала она и умолкла, не зная, что сказать еще. Потом все же спросила: – Можно к тебе приехать? – Не могла же она просто признаться в том, что ей страшно? Это было бы просто смешно. Да и чего ей бояться? Конечно же, она не боится… – Нет, нет, ничего страшного. Просто мне сейчас что-то не хочется одной оставаться.

Перед уходом она переоделась. Открыв шкаф, она некоторое время тупо смотрела на старое черное платье от Prada, которое никогда особенно не любила: оно казалось ей чересчур приличным и совсем не привлекало внимания. Затем надела это платье и вышла из дома.

Поймав такси, она доехала прямо до того обшарпанного кирпичного домика в Редферне, который Уайлдер снимала все то время, что они с Куколкой были знакомы. «Все это скоро пройдет», – уговаривала она себя, направляясь к настежь распахнутой входной двери, которую Уайлдер всегда держала открытой, чтобы дом лучше проветривался. Куколка вспомнила, сколько всякого дерьма ей пришлось разгребать за свою недолгую жизнь, и решила, что в сравнении с этим нынешние события – самая настоящая ерунда.

Она вошла в дом и, пройдя по узкому коридору, оказалась в его задней части, где в небольшой пристройке Уайлдер устроила кухню-гостиную. Подруга была там – лежала на старом красном кожаном диване в черном бюстгальтере от купальника и коротенькой джинсовой юбчонке и читала каталог Freedom Furniture.

– Ох, слава богу, это ты, Джина, – сказала Уайлдер. – Я просто умираю от жары.

Рядом с ней стояла банка с готовым коктейлем «джин-энд-тоник»; она поднесла напиток к губам, сделала глоток, помолчала и спросила:

– Ты ведь поиграешь с Максом, да? Кстати, а меня ты вчера видела? Теперь спина просто разламывается – намахалась треклятым пенисом, точно бейсбольной битой. Просто замучилась с этим дурацким муляжом. Ничего удивительного, что мужчины вечно стонут…

В эту секунду из комнаты Макса донесся пронзительный вопль, и Уайлдер сказала:

– Вот, всего час назад я его от отца забрала, а он все равно желает только играть, и все. Ну а мне больше всего умереть хочется.

Мальчик, одетый в нижнюю часть костюма Спайдермена, нерешительно просунул светловолосую голову в приоткрытую дверь, увидел Куколку, просиял и стремглав бросился к ней на шею.

– Макси! – вскричала Куколка, обнимая его и кружась с ним по комнате. – Ты же у нас скоро совсем большим будешь! До твоего дня рождения чуть-чуть осталось! Сколько же тебе стукнет?

Макс показал шесть пальцев.

– Три? – Куколка притворилась страшно удивленной.

– Шесть! – возмутился Макс. – Мне стукнет шесть лет!

– Господи, как же это я позабыла? – Куколка снова обняла мальчика и слегка потерлась лицом о его нежную грудку. От Макса исходил приятный, чуть кисловатый запах, немного похожий на запах щенка. Чувствуя, с какой силой он извивается в ее объятиях, какими длинными стали его руки и ноги, какой он сам стал большой и крепкий, Куколка испытывала и умиление, и странное горькое чувство – словно то, что ее любимый Макси растет, заставляло ее саму как-то уменьшаться, съеживаться, а то, что он становится все взрослей и умней, почти затемняло ее собственный разум. И все же Куколка очень любила Макса, любила, как родного сына, и Макс тоже очень любил эту хорошенькую темноволосую женщину, обнимавшую его так же нежно, как пушистое полотенце после купания.