Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

В.А. Маклаков, один из ретроспективных критиков либерализма и сам революционер поневоле, в одной из своих книг счел нужным выступить и в защиту либеральной формулы прогресса. «Идеи либерализма теперь не в фаворе, — писал он. — Сейчас отстаивают не «права человека», а «силу государственной власти»... Я не только не отрицал этих идей, но находил, что если бы даже должно было признать, что эпоха личной свободы в мире окончилась, и вернулось время управления сверху, или что прогресс состоит в том, чтобы человеческое общество превратить в улей или муравейник, в чем Муссолини, Гитлер и Сталин между собой солидарны, — то и в этом случае в России 20 века для таких взглядов не было почвы. Нападки на либерализм, как таковой, получили свой raison d'etre⁹⁰ в государствах, где личная свобода все свои результаты дала и показала свою оборотную сторону... В России этого не было; она недаром была отсталой страной. Ей еще нужно было именно то, в чем многие уже разочаровались на Западе; была нужна самодеятельность личности, защита личных прав человека, ограждение его от государства. Прогресс для России был в этом. <...>

Делом революционеров была только октябрьская революция. <...> Но их большевистская революция была вредна потому, что ее цели были России не нужны. Во славу «теории» она осуществила их силой; но такая победа полезных результатов дать не могла. И, действительно, пока еще не достигнуто ничего из того, чего октябрьская революция добивалась, — ни народовластия, ни равенства, ни господства трудящихся, ни коммунизма.

В уродливой форме вернулась личная власть, привилегии «классов», хотя и других, всемогущество бюрократии, беззащитность народа и человека, т.е. все язвы старых порядков. Конечно, командные высоты оказались в руках партии, новых людей; сложилась новая аристократия, новый двор и «угодники»; трудящиеся сделаны были полными париями; честолюбивые люди стремятся выйти в бюрократию и властвовать над народом. Новые господа своей личной судьбой могут быть и довольны; но революция ставила не эти задачи и потому не она победила.

На общем несчастье выиграли только отдельные люди. <...>

Чем объяснить в таком случае загадку победы Ленина, от идей и лозунгов которого все отталкивались, все буквально шарахались? Ролью личности в истории, которая столь недооценивалась марксистской мыслью?

Или тем, что в революции Ленин оказался человеком одержимым, мономаном, обладал железным упорством, и был единственным характером среди претендентов на власть? Или не последнюю роль тут сыграла особенность психологии большевистской среды, того слоя профессиональных революционеров-большевиков, который облыжно называли «железной когортой», но который на деле отличался бесхребетностью и беспринципностью, и авторитарностью, и склонностью к беспредельному послушанию?

Как это ни покажется парадоксальным, но в большевизме издавна, — еще со времени уральских большевиков 1902-03 г., выразивших уже тогда готовность к вождизму, к подчинению личной диктатуре, — сложились предпосылки для образования слоя исполнителей с гибкой поясницей, впоследствии столь напоминавших собою готовых на все чиновников старого режима, а порой и превосходивших их своей лакейской психологией...

А.А. Гольденвейзер

Алексей Гольденвейзер — представитель известной в России фамилии, члены которой ярко заявили себя на поприще юриспруденции и культуры. Его отец Александр Соломонович — один из крупнейших русских правоведов-цивилистов, долгие годы бессменно возглавлял киевскую адвокатуру, автор работы «Преступление — как наказание, а наказание — как преступление» (1908), в которой, возлагая вину за преступление в первую очередь на общество, предлагал заменить наказание преступникам принципом попечения. Эта публикация была высоко оценена Толстым.

Двоюродным братом Алексея Александровича был входивший в 1895-1911 гг. в близкое окружение Л.Н. Толстого знаменитый пианист и композитор А.Б. Гольденвейзер (чья сестра была замужем за известным литературоведом, пушкинистом М.О. Гершензоном)

А.А. Гольденвейзер пошел по стопам отца и, проштудировав курсы юриспруденции в Киевском, Гейдельбергском и Берлинском университетах, стал к началу 1910-х киевским адвокатом и общественным деятелем. Человек русской культуры, как и большинство детей еврейской элиты того времени, он, однако, понимал и язык еврейской «улицы», хотя сам идиш оставался для него «малознакомым» языком⁹¹.

С самого начала своего «служения» Алексей Гольденвейзер заявлял себя как «общественник», а не политик. При этом, симпатизируя эсерам в студенческие годы, он затем становится левым либералом, близким к партии народной свободы (кадетам).

28 июля 1921 г. А.А. Гольденвейзер с женой бежали через российско-польскую границу из Совдепии и в октябре 1921 г. оказались в Берлине.