Читаем Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости полностью

На следующий день – 27.IV – Воля за свой счет устроил в отдельном зале ресторана «Москва» ужин на 55 персон: вся кафедра, родные и мы с Евдокией Ивановной. Снова много речей (и я сказал несколько слов) и тостов[206]. Я не соразмерил своих сил и изрядно охмелел, так что Евдокии Ивановне пришлось при разъезде поддерживать меня под руку. <…>

Волины заключительные слова[207] и в Университете и в ресторане были очень удачны и прекрасно произнесены.


(В Тарусу) 7.VII.65.

Дорогой Витя!

Пишу Тебе из Репино, куда мы окончательно переселились 5.VII. Все бы хорошо, но холодно и сыро. Днем бывает 12–14, ночью 8-10°. Мы мерзнем, солнца нет, все остановилось в росте. Тянет в город.

Режим у нас установился такой: я встаю в 6 и иду на чердак заниматься, ни о чем на свете не думая. Пишу спецкурс, о котором меня просили студенты. Сижу до 9.45. Тем временем наши встали, и завтрак уже готов. В 10 на чердак идет заниматься Елизавета Яковлевна, и мы меняемся ролями. Она занимается до двух, а потом спускается обедать. Таким образом, каждый работает по 4 часа в день – этого совершенно достаточно. Обед готовлю я. Получается не изысканно, но вполне прилично (по моим впечатлениям, а также по тому, что едоки молчат, не бранят). <…>

Один раз были на пляже. Финны из кемпинга стирают свои рубашки. Стирают плохо. Около них русские зеваки – человек 5–6 смотрят, как они это делают. Мы тоже. Купальщиков нет, желающих принимать солнечновоздушные ванны тоже нет. На пляже ветрено и пустынно. На кромке – гирлянды из выброшенных волнами дохлых рыбешек.

Пока все.

Твой Воля.

Пока я это писал, любезная хозяйка принесла дров.

Твою открытку, в которой Ты извещаешь о прибытии, получили и читали всей семьей.


(В Тарусу)

Репино, 22.VII.65.

Дорогой мой Витя!

Сижу на своей вышке и пишу Тебе, как видишь, письмо. Поздравь, пожалуйста, Евдокию Ивановну с крупным земляничным успехом! Я даже не представляю себе, как это выглядит – ведро свежей лесной земляники. И можно есть, сколько хочешь! Даже я, при всем своем аскетизме, наелся бы вволю! Варенье, конечно, тоже хорошо, но это уже совсем не то. Мы здесь очень редко едим садовую землянику (или, если хочешь, клубнику), едим с осторожностью и благоговением. <…>

Моя работа ладится очень хорошо. Теперь мне придется чаще ездить в город за книгами. Я исписал уже страниц 300. Мои студентки прислали мне очень хорошее письмо с экспедиции на Онежском озере. Есть еще хорошие молодые.

Всего Тебе лучшего. Привет Твоему семейству. Теперь уже недалеко и до встречи.

Твой Воля.


(В Тарусу)

Репино, 3.VIII.65.

Дорогой Витя!

Пишу Тебе из Репино. Вчера было солнце, сегодня опять дождь. Картина такая: я с Андрюшей в комнате, надо с ним играть в домино, дурачка, лото. Он может играть часами. Я не могу. Сейчас он пишет какие-то цифры и составляет расписание автобусов. Потом автобус с шумом и завыванием мотора отправляется, стол трясется, в ушах вой – но запрещать нельзя. Обеда я сегодня не готовлю, т. к. он сделан вчера на два дня. Жду города, чтобы отдохнуть от дачи. В два обедаем, после чего я с Андрюшей уже не один. Спецкурса уже не пишу, а делаю другое: получил письмо из Италии со множеством веских редакционных и иных вопросов переводчика (моей «Морфологии»)[208]. Все это по-итальянски. <…> Этих занятий мне хватит на неделю. В общем, с италианским справлюсь (когда-то читал). Не посрамлю земли русской.

Ты читаешь Гюго, а я Диккенса («О. Твист», «Повесть о двух городах»). Беспрерывно восхищаюсь. Боже, как хорошо и сильно! Старику Диккенсу можно кое-что простить (наивность, сентиментальность), иначе мы не поймем его силы. Англия и Франция перед революцией изображены и описаны превосходно. Взятие Бастилии просто видишь.

В городе мы с Елизаветой Яковлевной были в кино (подумай!). Совершенно неожиданно вместо журнала показали Ростовский Кремль. Я просто потрясен, хотя общее представление имел. Не дарил ли я Тебе когда-то книгу о Ростове Великом? Если да, возьму у Тебя почитать. Какое чудо, что это вообще показывают, хотя бы и под журналистские комментарии. А потом был американский фильм, в котором мы видели совершенно натуральный и нескончаемый бой быков под рев нескольких тысяч озверевших зрителей. Контраст с русской культурой весьма наглядный.

Скоро увидимся!

Вечер: шторм с редким, но сильным дождем. Т° + 10. Топим и наслаждаемся огнем и теплом.

Привет Твоей семье.

Твой Воля.

Ты читаешь мои письма Евдокии Ивановне? Пожалуйста, читай и передай ей мое уважение.


4. IX.65.

Дорогой Витя!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное