Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости

Опять же к числу важнейших (и, может быть, особенно дорогих В. Я. Проппу) принципов его концепции фольклора надо отнести положение об определяющей, генерирующей, формообразующей роли этнографических связей. В 30-50-е годы у нас, особенно в изучении русского фольклора, традиции этнографического подхода к изучению народной словесности, осознание единства фольклора и этнографической действительности стали ослабевать под напором литературоведческой, чисто филологической методологии. В. Я. Пропп был не просто одним из немногих, кто эти традиции сохранял и продолжал, но он влил в них свежую теоретическую кровь, обогатил их самобытными идеями, разработал современный метод историко-генетических исследований фольклорных явлений через анализ их этнографических связей (условно его можно определить как метод «этнографизма»), придав ему поистине универсальный размах. В сущности, все его труды основаны на применении этого метода – с учетом специфики жанров и конкретного материала. Так, в «Исторических корнях…» уже сформулированы основные понятия, относящиеся к типологии связей сказок с лежащей вне их социальной и бытовой действительностью. К сравнительно редкому типу относятся случаи прямого отражения в сказках «некогда имевшихся институтов» и «полного совпадения обряда и обычая со сказкой»[363]. Более частый тип – «переосмысление», когда отдельные элементы обряда замещаются или когда меняются мотивировки[364]. Особую важность В. Я. Пропп придавал третьему типу – «обращению»: формы обряда в сюжете как бы сохранялись, но им придавался противоположный смысл; сюжет возникал «не эволюционным путем прямого отражения действительности, а путем отрицания этой действительности»[365]. Нужно еще учесть, что понятие этнографической действительности В. Я. Пропп толковал достаточно широко, включая морфологию, совокупность исторически менявшихся представлений людей о мире, природе, обществе, о времени, пространстве и т. д. Такой широкий подход и был осуществлен ученым в отношении волшебной сказки. Некоторые критики неправомерно свели результаты исследования к установлению в качестве чуть ли не единственного источника генезиса жанра обряда инициации. На самом деле речь шла именно о целом комплексе древних институтов, представлении, о сложной работе творческого сознания, определивших не только собственно исторические корни, но и весь процесс рождения и эволюции сказки[366].

Между тем общие положения, открытые по ходу работы над волшебной сказкой, оказались продуктивными и в отношении других форм фольклора. Теоретический опыт работы над «Историческими корнями…» В. Я. Пропп обобщил в статьях 40-60-х годов, прежде всего в статье «Специфика фольклора» (1946), которая тотчас по своем выходе была подвергнута разносной критике. Отмечу в этой статье прежде всего одно существенное дополнение к типологии отношении фольклора и этнографической действительности: так называемые гибридные соединения, которыми, по словам автора, наполнен фольклор и которые создаются «путем переноса нового на старое» (крылатые кони, летучие корабли; сюжеты вроде «Царя Эдипа»)[367]. Многое из высказанного в этой статье следовало бы включить в методологический кодекс фольклористики, если бы таковой существовал. О художественной природе устной словесности здесь говорится: «Фольклор, в особенности на ранних ступенях своего развития, – не бытописание <…>. Действительность в нем передается не прямо, а сквозь призму известного мышления, и это мышление настолько отличается от нашего, что многие явления фольклора бывает очень трудно сопоставить с чем бы то ни было. <…> В фольклоре поступают так, а не иначе, не потому что так было в действительности, а потому, что это так представлялось по законам первобытного мышления».

«Следовательно, это мышление и вся система первобытного мировоззрения должны быть изучены. Иначе ни композиция, ни сюжеты, ни отдельные мотивы не смогут быть поняты, или мы рискуем впасть либо в своего рода наивный реализм, либо будем воспринимать явления фольклора как гротеск, вольную игру необузданной фантазии»[368]. Это положение относится напрямую не только к древнейшим состояниям фольклора, но сохраняет свою актуальность для любого времени. В. Я. Пропп оставил нам в качестве рабочей чрезвычайно продуктивную идею, согласно которой «дальнейшая жизнь и изменяемость» фольклорных жанров, сюжетов, мотивов представляет собой процесс трансформации, так или иначе восходящий к этнографическим истокам. В устных высказываниях Владимир Яковлевич не раз повторял, что фольклористу необходимо обладать «чутьем на архаику» – это для него столь же обязательно, как абсолютный слух для музыканта.

При всем том В. Я. Пропп требовал соблюдения строгих методических правил в работе над этнографическим материалом: привлечение этнографических данных будет «интересно и плодотворно только тогда, если приводится во всю ширь материала с проникновением в мельчайшие детали как фольклора, так и этнографических материалов»[369].