Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости

Когда докладчик умолкал, Учитель предоставлял слово слушателям, вызывая нас в той очередности, в которой мы сидели за столами: «товарищ Юдин»…, «товарищ Чередникова»…, «товарищ Серов»… и т. д. Такое обращение не воспринималось нами как казенно-бюрократическое. В нашем сознании оно приравнивалось к слову «коллега», утверждая деловой настрой и равную сопричастность каждого из нас к предмету обсуждения. По правде говоря, мы и сами называли за глаза своего Учителя по фамилии. Для нас «Пропп» звучало как знак-символ: коротко, весомо, значительно. Профессор выслушивал каждого очень внимательно и по-своему оценивал наши высказывания. Одних он всячески поддерживал, других деликатно корректировал, поправлял. Шел процесс обучения – и оставлять без внимания неверное суждение было нельзя. В заключение В. Я. Пропп давал оценку прослушанному докладу, находя в каждом конкретном случае особые слова, озадачивая молодого, начинающего исследователя новыми загадками, которые тому в процессе дальнейшей работы над своей темой предстояло разгадать. Так или иначе Учитель исподволь заражал нас азартом поисков и находок, радостью творчества. Он раскрывал перед учениками красоту самого предмета исследования. «Смотрите, – говорил он, – народ изображает жизнь не такой, какую он видит, а такой, какой бы хотел видеть». И далее: «Увидеть мир столь прекрасным может лишь тот, кто сам этой красотой обладает…»

Учитель готовился (и об этом он сам как-то говорил) к каждому занятию. Так что внешняя простота сценария нашего семинара достигалась большим научным и житейским опытом его режиссера, ценой напряженной работы мысли ученого и педагога.

А между тем вскоре после Нового года начиналась самая страда – новая череда докладов. Теперь на семинаре заслушивались от начала до конца и обсуждались уже готовые курсовые работы. Сценарий этих семинаров был примерно таким же, как и предыдущих. Но день, когда каждый из нас поочередно держал экзамен перед своими товарищами и Учителем, оставался в памяти как волнующий, торжественный, преисполненный значения. Начало заседания было обычным. Мы поднялись, приветствуя вошедшего Учителя. Он сел, назвал докладчика, тему работы. Очередной автор занял место перед собравшейся аудиторией. И долго в полной тишине царил только его голос. Темы были разные. И в каждой из них нам предстояло сориентироваться, дать объективную оценку докладу. Наши познания о фольклоре расширялись, углублялись. Когда автор умолкал, наступал черед каждого из слушателей. Теперь мы рассматривали работу будто бы изнутри, как она сделана. Наряду с конкретными выражениями одобрения, замечаний в адрес докладчика могли раздаваться почти афоризмы: «По-женски бережное отношение к текстам и мужской ум». В таких случаях улыбка загоралась в глазах Учителя. Улыбались его брови и даже усы. И, радуясь нашим первым успехам, он говорил: «Я счастлив». Быть может, в происходящем он видел более глубокий смысл, чем тот, который видели мы?

Учитель чутьем определял будущих исследователей. Как выяснилось потом, уже из писем, характерными чертами таковых он считал способности и работоспособность, а также хватку, темперамент, интерес. А пока все, кто получал оценку «отлично», должны были оформить свою курсовую по всем правилам. (В то время не только курсовые, но и дипломные сочинения сдавались в рукописном виде.) В. Я. Пропп внимательно читал рукописи, продолжая работать с авторами, высказывая дополнительные суждения как по сути самого исследования, так и по его оформлению. Остальные же получали зачет на основе устного выступления.

В качестве докладчика, мыслившего себя одним из участников семинара, выступал и сам Учитель. Только это был не один доклад, а серия их, точнее сказать, спецкурс, который он читал в течение всего года и который был спаренным с семинаром. В нашу бытность мы были первыми, кто вслед за автором вошел в мир «Русских аграрных праздников». Вслушиваясь в спокойный, размеренный голос нашего Учителя, мы входили в его лабораторию: следили за ходом его мысли, системой аргументации, наблюдали, как из анализа материала вырисовывается концепция. В произносимых им периодах был свой ритм, своя мелодия. Она и теперь звучит в ушах, когда мы открываем книги нашего «старого учителя и друга». (Именно этими словами Владимир Яковлевич подписал мне впоследствии свою переизданную, написанную им совсем молодым «Морфологию сказки».)

Учитель старался как бы раздвинуть рамки нашего семинара, расширить круг наших познаний. В 1958/59 учебном году, по его приглашению, нам прочитал спецкурс по исторической песне Б. Н. Путилов. Позднее В. Я. Пропп водил нас в Пушкинский Дом (ИРЛИ) в те дни, когда там читали фольклористические доклады. Так, например, мы слушали доклад В. Е. Гусева о термине и понятии «фольклор». Кроме того, Владимир Яковлевич направлял нас на консультацию к различным специалистам, особенно по вопросам, связанным с нашими темами, но выходящим за пределы собственно фольклористических проблем. Он всегда интересовался результатами этих консультаций.