Неизвестный В.Я. Пропп. Древо жизни. Дневник старости

В руках у меня все еще трепетали письма. От них исходило человеческое тепло, в них пульсировала мысль… И в этот момент узнала: меня третий день ждет телеграмма со скорбной вестью. Выехала в Ленинград без всякой надежды успеть проститься. И успела…

Перечитываю письма Учителя. Вновь убеждаюсь: расставаясь со студенческими годами, мы оставались в его семинаре и в его душе. Вот выдержки из писем В. Я. Проппа разных лет:

«Мысль, что надо заняться не только фольклором (речь идет об исторических песнях начала XVII столетия. – Н. К.) и историей изучаемого периода, но и литературой, несомненно правильна. В частности, сопоставление песен о Скопине-Шуйском и повести о нем может дать много интересного <…>. Сопоставление с древнерусской литературой хорошо, но сперва нужно изучить только фольклор, безотносительно к литературе, и только после того, как будет написан раздел о фольклоре, можно будет обратиться и к литературе».

«Но есть в Вашем плане и нечто совсем неосуществимое. Вы пишете: на этот год (т. е. аспирантский год, с 1 по 1 декабря) намечено подготовить одну статью к печати. Этого я Вам никак не советую, это так скоро не выйдет, да и не надо. Печатать можно только совсем зрелое, продуманное и отработанное. Раньше третьего или, может быть, второго курса думать о печатании, по-моему, не следует».

«Общественная нагрузка у Вас слишком большая. Вам надо иметь одну нагрузку, а то Вы попадете в число таких, на которых без зазрения совести сваливают решительно все. Для работы это плохо».

«Учение требует всего человека».

«Для сбора материалов Вам непременно надо будет приехать в Ленинград».

«Если бы Вам удалось вырваться и поработать здесь спокойно, как было бы хорошо!»

«В Ленинград приезжайте, поработайте тут подольше, материалов Вы тут найдете много».

«Я немного вдумался в Вашу жизнь и нашел, что у Вас следующие нагрузки: 1. Малыш (персонально). 2. Дом. 3. Работа. 4. Диссертация. Каждой из этих нагрузок достаточно, чтобы заполнить жизнь. А значит, Вы живете сверхполной жизнью, и это лучше, чем размеренное спокойствие и безмятежное благополучие».

«Несказанно обрадовался Вашему письму. Много месяцев не знал о Вас ничего, но вспоминал часто. На расстоянии чуял, что Вы разрывались между младенцем, службой и диссертацией».

«Теперь у меня единственная на Вас надежда, что Вы проявите максимальную оперативность, чтобы защита состоялась в срок».

«За обстоятельное и хорошее письмо Вам сердечное спасибо».

«О себе писать нечего – все то же. Лучше мне уже не будет. Можно жить и так и даже что-то делать».

«О себе писать почти нечего, моя жизнь вошла в колею, из которой, надеюсь, она не скоро еще выйдет».

«Ваша новая тема (имеются в виду предания. – Н. К,) мне очень понравилась. Никто этим по-настоящему не занимался. Она связана с историей, причем не только с внешней, политической, но с внутренней историей народа. Историю надо знать хорошо в деталях, а Вы к этому имеете вкус. Я очень счастлив за Вас».

«Словом, жизнь определилась, Вы нашли свой путь, и я Вам желаю успеха».

Он живет в нашей памяти

Н. А. Бутинов

М. С. Бутинова

Нам выпало большое счастье иметь прекрасных учителей. Среди них Владимир Яковлевич Пропп занимал особое место.

Мы близко познакомились с ним в эвакуации в Саратове (1942–1944), где находился Ленинградский университет. Преподаватели и студенты жили в гостинице «Россия». В маленькой комнате на третьем этаже Владимир Яковлевич помещался вчетвером: с женой Елизаветой Яковлевной, сестрой жены Анастасией Яковлевной и маленьким сыном Мишей (ему было годика три). Мы жили на том же этаже: эвакуация уравняла преподавателей и студентов в быту.

Мы были студентами 4–5 курса и слушали лекции Владимира Яковлевича по фольклору, тогда уже оценили их содержательность и глубину.

На филфаке действовал теоретический семинар, организованный тогдашним деканом Александром Павловичем Рифтиным. На семинаре выступали с докладами на равных с профессорами аспиранты и даже студенты. Пропп был активным участником семинара, и это была для нас прекрасная школа научных дискуссий, корректных, доказательных…

В 1943 г. нас приняли в аспирантуру, и Владимир Яковлевич стал нашим руководителем. Возможно, самому Владимиру Яковлевичу интересно было руководить аспирантами-этнографами: ведь он изучал фольклор в тесной связи с этнографией и в это время работал над «Историческими корнями волшебной сказки». Впоследствии, когда книга вышла, мы увидели, как много ценного она вносит в понимание различных сторон обряда инициации, других институтов общинно-родового строя, как важна она тем, что охватывает материалы этнографии самых разных народов, в том числе Австралии и Океании, которыми мы как раз занимались.