Неизвестный В. Я. Пропп

<...> Твое письмо от 8 июля получено. В pendant[230] к Твоему сообщению о занятиях старыми иконами и церковной архитектурой могу рассказать следующее. Есть у меня здесь один пожилой педагог — Константин Михайлович Стаховский, уроженец и большой знаток Суздаля. Его дочка ездила этим летом в Суздаль и сделала там свыше сотни снимков на позитивную цветную пленку. У них здесь есть проектор, и они вчера показали нам все эти снимки (очень удачные), а К. М. их комментировал. Экран был, примерно, 1½ × 1 м, видимость отличная. Эта демонстрация-беседа прошла чрезвычайно интересно. Я имею теперь хорошее представление об этом милом, привлекательном, каком-то улыбчивом городке, его многочисленных памятниках архитектуры с XIV по XIX век, проводимых там реставрационных работах, пейзаже. Нечего и говорить, что мне очень захотелось туда поехать с красками. Между прочим, в Суздаль перевезена и очень удачно поставлена деревянная церковь из одного из сел Владимирской же области, ярко напоминающая Кижи, — до того ярко, что невольно думаешь, что эта церковь была строена либо тем же строителем Нестором, что и Кижи, либо его учениками или учителями: формы здания, украшения, форма крестов, глав, их покрытие деревянной «чешуей» — все такое же (но Кижи, конечно, несравненно богаче, роскошнее, изумительнее!). Сохранились два монастыря — два комплекса зданий, окруженных каменными стенами, в одном из которых находится действующий музей; городской вал, славная реченочка Каменка и много чудесных старых деревьев, необычайно украшающих город. Часть этих деревьев, оказывается, была посажена отцом К. М. Стаховского!

Я уже писал Тебе, что начал работу над портретом этого К. М. Стаховского. Он приходил ко мне (как Ты в свое время) и также, как Ты, идеально позировал. Разница в том, что Тебя я писал в условиях значительно лучшего освещения. Я считаю портрет законченным. Было шесть сеансов. Размер немного больше Твоего: Твой был 40 × 30 см, а этот 50 × 35 см. Твой богаче, т. к. писан с рукой и некоторыми аксессуарами. Вчера я его показывал родным и близким К. М-ча, все они (и он сам, и Евдокия Ивановна) признали хорошее сходство. Я привезу его в Ленинград, как всегда привожу свои летние работы, — показать. Это — единственная пока законченная работа этого лета. Пишу мало из-за неудачной погоды и не очень хорошего самочувствия: что-то этим летом восстановление сил и самочувствия идет медленно.

Умер писатель К. Г. Паустовский — почетный гражданин города Тарусы. Согласно его воле, похороны состоялись (17.VII) в Тарусе, у границы старого кладбища, — под сенью дуба, на вольном месте с видом на реки Тарусу и Оку. Место это было уже давно выбрано им лично.

Так как гроб в пути из Москвы на кладбище завозили на короткий срок в тарусский дом Паустовского, находящийся напротив нашего, мы видели и вынос гроба из машины в дом, и обратный вынос из дома — уже открытом. От дома до могилы (метров 500) гроб несли на руках. Похороны были многолюдными. Я ходил на кладбище и видел похороны с соседнего холма, отдаленного от места похорон овражком.

Я не схожусь с Тобой в оценке Паустовского как писателя. Я его очень люблю; все, что им написано, доходит до моего сердца и глубоко меня волнует, временами до слез (например, рассказ «Поводырь», включающий собственные стихи Паустовского); я глубоко уважаю его писательскую скромность, самостоятельность его взглядов, его гражданское мужество, наводившее на него неудовольствие и окрики сильных мира сего.

Мы продолжаем читать вслух произведения, рекомендованные Татусе. Недавно закончили «Бориса Годунова». Это для меня хорошая школа чтения вслух. <...>

От души Тебя обнимаю! Привет Твоим.

Виктор.

* * *

Таруса, 25.VII.1968 г.

Дорогой мой Волюшка!

Все Твои письма до меня доходят, но они festinant lente[231], — так действует почта, и Ты свое мрачное заключение сделал потому, что наши письма разошлись, да и я замедлил — и вот сейчас отвечаю сразу на два Твоих письма: от 13.VII и от 17.VII. А сам я Тебе послал письмо от 2.VII, затем от 12–13.VII, далее, от 20.VII; стало быть, это мое письмо — четвертое.

<...> Меня очень порадовало и даже тронуло, что Макогоненко приезжал к Тебе и настаивал на том, чтобы Ты не уходил из кафедры. И, конечно, я полностью согласен с Твоим решением. Нужно было согласиться. И теперь все ясно. Ты предупредил о неполной Твоей работоспособности. Тебе дали carte blanche в отношении объема работы: им нужна Твоя компетентность. Твои знания. Твой опыт, а не количество часов работы в день или неделю. И я рад за Тебя.

Радуюсь и выходу книги Еремина под Твоей редакцией!