Неизвестный В. Я. Пропп

Когда кафедра русской литературы ЛГУ пригласила меня в 1962 г., а официальные круги филфака чуть ли не на дыбы встали и полгода мешали зачислению (я уже тогда выглядел в их глазах немарксистом и продавшим душу жидо-масонам), В. Я. Пропп был в числе шести профессоров кафедры во главе с заведующим И. П. Ереминым, пошедших делегацией к ректору А. Д. Александрову и проректору Г. В. Ефимову — в конце концов они добились моего зачисления, хотя и с великим трудом. И. П. Еремин через год умер от сердца; меня до сих пор гнетет мысль, что полугодовая история с зачислением тоже внесла вклад в расшатывание его здоровья.

Начались годы работы в родном как будто бы университете, на родном филфаке, увы, наполненном после войны, благодаря партийно-кадровой политике, обилием лиц, не имеющих отношения ни к настоящему вузовскому преподаванию, ни к настоящей науке, зато умеющих интриговать, доносить начальству, барабанить попугайные слова об идейном воспитании и партийности литературы, ненавидеть все творческое, живое, человеческое в коллегах и студентах. Слава Богу, кафедра русской литературы в целом оставалась нормальной и в научно-педагогическом, и в нравственном отношении, лишь два Николая Ивановича: Соколов и Тотубалин (собирательная кличка: «Николашки») — были внедрены высшими органами; они много попили крови и нервов подергали у коллег.

Владимиру Яковлевичу пришлось особенно трудно в первые месяцы после смерти И. П. Еремина в сентябре 1963 г., когда нам удалось настоять на назначении его заведующим кафедрой. Беспартийный, интеллигентный, большой нравственный авторитет на филфаке, всемирно известный ученый, конечно был абсолютно неприемлем для партийного руководства, но формально ни к чему нельзя было придраться, «своих» профессоров не оказалось — и факультетское начальство сквозь зубы согласилось на «и. о.». Почти весь 1963/64 учебный год Владимир Яковлевич стоял во главе кафедры. Мы любовно называли его «железным канцлером»: тогда еще у всех на слуху было это прозвание канцлера Аденауэра; при этом, конечно, играло роль и немецкое происхождение Владимира Яковлевича.

Пропп совсем не был железным. Но он был умным, осторожным: кафедру он вел тактично и даже виртуозно, ни разу не поступившись честностью и разумностью. Великое счастье, что в 1964–1965 годах я вел дневник, и из него можно черпать сведения об интересных эпизодах тогдашней напряженной жизни. Вот запись от 7 января 1964 г.:

«Заседание кафедры в ЛГУ. “Железный канцлер” В. Я. Пропп и сегодня показал себя с лучшей стороны. Сделал дотошный обзор научной деятельности всех членов кафедры, вплоть до перечисления всех статей! Затем — вопрос о докторантах (вернее, это был первый вопрос). Владимир Яковлевич зачитал все заявления, оказывается, мое — пятое, после Соколова, Деркача, Крутиковой, Колесницкой. А одновременно можно отпускать на полгода и год лишь одного человека, так как нагрузка в это время падает на остальных членов кафедры. Вдруг просит слово В. А. Мануйлов: «Правильно ли мы делаем, обсуждая кандидатуры на кафедре, предварительно не обсудив их на партгруппе?» (Потом мне сказал Владимир Яковлевич, что тот еще перед кафедрой подошел к Проппу и сказал, что партийные круги недовольны, что Егоров подал заявление, минуя партгруппу. Тряпичный Мануйлов! Круги эти нам известны — это Николашки! А он не только молча съел, вместо защиты меня, но еще и выступил на кафедре с косвенным обвинением!) [Владимир Яковлевич] хорошо ответил:

— А в постановлении Ученого совета ничего не говорится о предварительных обсуждениях на партгруппе. И разве у нас есть разногласия с партгруппой?

На это никто не смог возразить...»

А вот запись от 6 мая 1964 г.: «У нас на кафедре ЛГУ новая комиссия. Говорят, что по новому доносу Соколова в райком “о неблагополучном идейном состоянии кафедры”. В райкоме, говорят, очень недовольны Проппом “за отрицание важности идейного руководства партии”. Это опять же Соколов донес — и извращенно — результаты нашего осеннего бурного заседания партгруппы кафедры, где был и Пропп. Владимир Яковлевич сказал тогда: “Хорошо, что В. А. Мануйлов не согласился быть зав. каф., т. к. он по партийной линии был бы зависим от Соколова”».