Неизвестный В. Я. Пропп

5. Письмо отправлено в Москву, откуда я рассылал только что вышедшую книгу: Ап. Григорьев. Литературная критика. М., 1967, которую я подготовил и несколько лет не мог провести сквозь различные Сциллы — Харибды.

Докторскую диссертацию я защитил в декабре 1967 г.

В. И. Еремина. Из воспоминаний о В. Я. Проппе

В 1958 году, когда я поступила в Ленинградский университет, кафедра истории русской литературы была в зените своей славы. В те годы на кафедре работала когорта блестящих профессоров: В. Я. Пропп, П. Н. Берков, Г. А. Бялый, И. П. Еремин, Г. П. Макогоненко, И. Г. Ямпольский, Д. Е. Максимов (Б. В. Томашевский умер в 1957 г.). Это были не просто выдающиеся ученые-филологи, но и блестящие, совершенно не похожие друг на друга лекторы. На яркие лекции Григория Абрамовича Бялого, которые он читал в какой-то особой интимно-доверительной манере, съезжалось полгорода. Энциклопедичностью открывавшихся знаний поражал слушателей Павел Наумович Берков. Изысканно-изящными были лекции Игоря Петровича Еремина. Театр одного актера — так можно было назвать лекции Георгия Пантелеймоновича Макогоненко. На этом фоне лекции В. Я. Проппа внешне как будто проигрывали. Он читал в строго академической манере, ровным, спокойным голосом. Здесь не было ни броских примеров, ни завораживающих воображение лирических отступлений — все было внешне просто и очень логично. Далеко не все первокурсники были способны сразу по достоинству оценить услышанное. Но студенты росли, а вместе с ними росло и понимание того, что они чуть не пропустили что-то необычайно значительное. На старших курсах они возвращались в аудиторию В. Я. Проппа, чтобы еще раз, уже на новом, сознательном уровне понять глубину и необычность того, о чем рассказывал лектор.

В. Я. Пропп вел спецсеминар по русскому фольклору. И, говорят, это был удивительно интересный семинар. Я, к сожалению, познакомилась с Владимиром Яковлевичем близко уже в аспирантские годы, когда он стал руководителем моей кандидатской диссертации. Аспиранты приходили к Владимиру Яковлевичу на консультации домой. Он по-настоящему любил своих учеников, а потому был с ними строг, но при этом очень внимателен и бесконечно радовался их успехам. Когда кому-то из них приходила в голову дельная мысль, Владимир Яковлевич был по-детски счастлив.

Вспоминаю один случай. Придя однажды на очередную консультацию, я уже с порога почувствовала, что он находится в каком-то особом приподнятом настроении. Когда Владимир Яковлевич был чем-то особенно доволен, он никогда не начинал сразу разговор о деле. И на этот раз Владимир Яковлевич сказал, что о работе мы поговорим чуть позже, а сначала он хотел бы сыграть мне Баха. Владимир Яковлевич сел за пианино (кабинет был маленький, и рояль, о котором Владимир Яковлевич мечтал, там просто бы не уместился) и начал играть. Он хорошо играл, удивительно проникновенно, особенно Баха, Бетховена и Вагнера. Я слушала и соображала, что же могло привести Владимира Яковлевича в такое расположение духа. Мы виделись накануне вечером, и, кажется, с тех пор решительно ничего не случилось. Закончив играть, Владимир Яковлевич все объяснил сам: «Вот только что, до вас, Валечка (почему-то он меня так называл), у меня был Юра Юдин. Так вы знаете, что он придумал!» И Владимир Яковлевич стал подробно излагать суть идеи Ю. И. Юдина. Закончил он рассказ следующими словами: «Ну, конечно, идея эта совершенно завиральная, но... какой молодец!»

Владимир Яковлевич, повторяю, по-настоящему любил своих учеников и очень о них заботился. Ю. Юдин заканчивал аспирантуру, и тогда встал вопрос о его трудоустройстве. Владимир Яковлевич мечтал увидеть его своим преемником на кафедре. Но не было ленинградской прописки, был он беспартийный (в те годы это громадный недостаток!), одаренный и очень порядочный человек. И вот однажды мелькнула надежда, на два часа была назначена какая-то важная встреча. Юдин жил в общежитии за городом, естественно, без телефона. Необходимо было его предупредить, чтобы он приехал в университет в нужное время. Владимир Яковлевич в те годы был немолод и не очень здоров. Скажи любому из своих учеников — Юдина бы нашли. Но Владимир Яковлевич не любил никого беспокоить. Рано утром в холодную дождливую погоду он сам поехал за город, зная к тому же, что успех в устройстве Юдина почти нереален. И действительно, не прошло и двух дней, как надежда с треском лопнула...

В последние десять лет Владимир Яковлевич много болел. У него было несколько инфарктов (первый случился прямо на факультете), он не раз лежал в больнице. Помню, что он очень радовался, когда его навещали, бодрился, рассказывая всякие больничные байки.