Настроение было понятно какое. Душа жаждала всего, чего следует жаждать душе, чью бренную оболочку только что прилюдно обозвали «скучной теткой». То есть праздника и любви. Впрочем, с любовью ладно, поторопилась, глупо жаждать того, что у тебя и так всегда есть. Но праздник совершенно точно не повредит.
Нет уж, сначала домашние дела, – строго сказала душе Анна Валентиновна. – Сперва надо покормить кошку. И себя заодно. С утра не ела, а еда – это очень важно, нельзя про нее забывать.
Мелко нарезала куриную печенку, которую всегда покупала для Марыськи, сама не могла не то что есть, а даже смотреть на этот кровавый ужас. Поэтому когда резала печенку, специально сощуривала глаза, чтобы видеть только в общих чертах: бледную кожу руки, зеленый пластик разделочной доски, блестящую сталь ножа, темно-коричневое пятно печенки – так нормально, не выворачивает, цвет – это просто цвет.
Себе разогрела тыквенный суп – тоже, собственно, из-за цвета. Вкус еды ее не особенно развлекал, зато вид мог доставить огромное удовольствие. Оранжевый тыквенный суп, ярко-зеленый сыр, кусок серого хлеба – невероятное наслаждение. Одно из лучших колористических решений, какие только можно изобрести.
Поев, Анна Валентиновна вымыла посуду и открыла дверь, ведущую на балкон. Марыська покосилась на нее без особого энтузиазма – дорогая хозяйка, ты точно-точно уверена, что я вот прямо сейчас хочу гулять?
– Извини, моя хорошая, – сказала кошке Анна Валентиновна. – Мне очень надо. Я бы тебя не гнала, но ты же сама не любишь быть в доме, когда я принимаю гостей.
Кошка совершенно по-человечески вздохнула, вышла на балкон, где стояла ее переноска, битком набитая мягкими меховыми игрушками для тепла и уюта, забралась туда, свернулась клубком.
– Спасибо, – поблагодарила ее Анна Валентиновна. – Ты самая великодушная кошка на свете. Я постараюсь быстро. Впущу тебя сразу, как только смогу.