Нехилый камешек

У Ника квартира недалеко от парка, поэтому я оставляю у него биту с перчатками и иду к остановке Колумбус-Серкл[19], не сводя глаз с фото. Склонившись над экраном телефона, я спускаюсь по лестнице в метро и запрыгиваю в поезд. Берусь за поручень, когда в двери вагона на последней минуте вбегает девушка-хипстер в зеленых обтягивающих брюках, сжимая в обеих руках сумки.

– Фух, – выдыхает она с облегчением. Вот только двери зажали уголок тканевой сумки, девушка пытается выдернуть ее и превращается в юлу. И чем-то со всей дури бьет меня в локтевую кость.

– Ай... – вздрагиваю я.

Девушка в ужасе прижимает ладонь ко рту.

– Ты в порядке? Это мой майонез?

– Майонез?.. – переспрашиваю я, потирая локоть, а поезд на всех парах мчится по туннелю. Откуда, черт возьми, такая жуткая боль?

– У меня в этой сумке банки с майонезным песто[20]. Я делаю его сама. И угощаю друзей. Боже, он не разбился? – с ужасом в глазах она начинает рыться в соломенной сумке. 

Мое предплечье изнывает от боли, а она проверяет свой соус.

– Не переживай. На меня только что напал твой мазик, но я не буду выдвигать обвинения, – морщась, бормочу я себе под нос.

По тому, как она на меня смотрит, видно до нее наконец дошло.

– Ты в порядке? 

Я киваю.

– Да. С моим локтем тоже, что и с пальцами ног.

– Тебе на ноги упал майонез? 

– Нет. Меня атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы объявили мне сегодня войну, – говорю я, пока острая боль стихает. – С твоим майонезом все в порядке?

Она кивает и держится за поручень, пока мы подъезжаем к следующей остановке.

– Он выживет. Извини, что ударила.

– Все нормально. Жизнь в крупных городах – опасная штука.

Она сморит на фотографию на экране телефона, который я по-прежнему сжимаю в руке.

– Такая милая пара.

– Ах, да, – говорю я, поднимая телефон. 

– Они выглядят такими счастливыми вместе, – добавляет майонезная девушка. 

– Неужели?

Она кивает.

– Однозначно.

– Как думаешь, что он должен ей сказать?

Она наклоняет голову.

– Ты о чем?

– Должен ли он признаться ей в своих чувствах?

Она пожимает плечами с широкой улыбкой.

– Конечно, ему следует это сделать. Если девушка нравится ему так же как майонезный песто, нужно признаться ей в этом. 

– Обязательно ему это передам, – говорю я, когда поезд останавливается в мидтауне[21].

Поднявшись по лестнице и выйдя из метро, я отчетливо понимаю, что наша ситуация с Шарлоттой намного сложнее майонеза, и моя нелюбовь к мазику тут ни при чем.

* * *

«Лаки Спот» напоминает зоопарк. Для размышлений тут нет времени. И для планирования тоже. Как, в принципе, и для попыток разобраться с неведомыми мыслями, зародившимися в моей голове.

Мне нужно выработать стратегию, но я еще не до конца разобрался в происходящем.

Мы теперь больше, чем друзья?

Настоящие ли чувства?

А взаимные ли они?

И как эти чувства называются?

В моей груди словно батут, а сердце на нем делает сальто. Никогда раньше со мной такого не происходило, и, боюсь, если я решусь прыгнуть, то могу приземлиться на голову. 

Или задницу.

А может даже на лицо.

Вот такие пироги. Вечер пятницы, бар переполнен, а я без понятия, что мне делать с охватившими меня майонезно-пестовыми чувствами.

В час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотты о злоключениях в поезде и помощью за стойкой бара, пока Шарлотта в кабине разрабатывает новую маркетинговую идею.

– «Бельведер» закончилась, – объявляет Дженни за стойкой, махая пустой бутылкой.

– Я принесу, – говорю я и иду в кабинет, где в кресле сидит Шарлотта в джинсах и белом топике на бретельках. Когда я ее вижу, в голове начинают мелькать образы: тот момент на углу Сорок третей улицы; майонезный песто; зубная паста; слова, которые она сказала Эйбу прошлой ночью. Сердце громко колотится, пытаясь вырваться из груди. То сумасшедшее ощущение, которое описывают в книгах, фильмах, песнях, стихах о влюбленных…

– Приветик, – мягко произносит она. Но меня поражает сладость звука. Он кажется таким личным, только моим.

Да.

Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую это, когда смотрю на нее. Ни в офисе, ни в баре мы еще не были с ней близки. Да, я этого очень хочу, но мои мысли не только о сексе. Я постоянно думаю о Шарлотте. В моей голове роится алфавитный суп, образуя слова…

– И снова здравствуй, – мягко говорю я и киваю на шкаф за ее спиной. – Мне нужен «Бельведер».

– Сейчас дам.

Отложив айпад на стул, она встает и тянется к ручке шкафа. Топик задирается, слегка оголяя спину.

– Ты великолепно выглядишь, – говорю я.

Она смотрит на меня и улыбается.

– Ты тоже. Позже поедем к тебе? Или ко мне?

Может, для нее это просто секс и больше ей ничего не нужно. Но даже если так, мне нужно знать.

– Ага. Куда захочешь.

Шарлотта открывает шкаф, а я подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в шею.

Но меня поражает вспышка боли, когда дверка шкафа бьет меня по башке. Дикая боль разносится по голове, телу, охватывая каждую клеточку.

Я проклинаю мучительное торнадо адовых мук.

– Господи! Боже милостивый! Ты в порядке? – говорит Шарлотта в панике, хватая меня за плечи.