Нехитрые праздники

И очень удивился, хоть и была голова занята совсем иным. Ничего ухарского, шального и греховного не было в лице парня, как рисовалось. Он увидел очень красивого молодого человека. Похожего на студенческого вожака, какими их показывают в кино или по телевизору, — располагающий к себе, благородный, уверенный, явно положительный облик.

И опять тревога, смуть неясная в чувствах пробежала по телу Михаила. Может, оттого просто, что дума его была полна Лариской, а та бы наверняка перед этим гладким красавчиком заегозила!.. Пошатываясь в такт колебанию вагона, Михаил продвигался медленно по проходу, а мысленно обращался к родне, к Лариске, к себе или просто незнамо к кому, высказывал наболевшее, то, чего никому не мог открыть, как бы о нем ни думали худо. О, если бы кто знал, хоть сотую часть!.. Это же надо!.. — взывал он с едкостью к справедливости и пониманию. Считай — только поженились. Полгода как отслужил, устроился на работу, поступил в политехнический институт на вечернее — настрой на жизнь был тогда совсем другой, в перспективе уже видел себя не на водительском, а на каком-нибудь директорском кресле… И вот возвращался с занятий — с последней пары дал деру, к жене любимой спешил! — проходил мимо ресторана, глянь чего-то в окно между шторок-то. Самому некогда, так хоть посмотреть, как люди веселятся. И просветик этот — между штор — словно нарочно вырезал кадр: его молодая жена танцует с военно-морским офицером. Откуда он только взялся здесь, вдали от морей?.. Волосы у нее накручены, хотя обычно она их распущенными носит. Волны все на голове-то, волны. Специально, видно, в парикмахерской прическу сделала. Танцует и головку с кудрями запрокидывает, плечиками водит и говорит чего-то, говорит, ну прямо как кобылка молодая — озорничает! Сейчас, возможно, спокойнее бы отнесся, хотя доведись, может, того тошнее будет… А тогда мальчишка же совсем был. Главное — верил! Вот уж действительно: земля пошла под ногами. Разверзаться стала, разверзаться… И единственная мысль, за которую мог уцепиться: убью! Непонятно только: ее или себя? Думаешь, что ее, а хочется-то себя!.. Обида! Потом — нет, он будет где-то в земле гнить, а она опять же — в кабак, горе заливать! И ее убить — мало! Вот если бы она могла на себя мертвую всю жизнь смотреть!.. Надо зайти, спокойно, культурненько сесть за столик, кого-то пригласить на танец…

Тем временем Лариска оттанцевала и пошла, сопровождаемая офицером. Он потерял ее из виду, метнулся к следующему окну и уже в другой просветик между штор выследил: с нею за столом сидели две девушки, а офицера не было. А как музыка вдарила — офицер ее снова пригласил…

Он постоял еще, посмотрел. Показалось, все прохожие догадываются, почему он здесь стоит… Перешел на другую сторону улицы. Решил ждать. Наблюдать за входом в ресторан. Дело рисовалось так: они, Ларка и офицер этот, выйдут и сразу такси станут ловить. Дверцу-то откроют, садиться, а он тут и подскочит!.. Был декабрь, морозец! Скоро продрог весь, разминался, припрыгивал, но не сводил глаз со входа. А чем ближе к закрытию, к одиннадцати часам, тем сильнее озноб пробирал — и от холода, и от нервов! Пришел на ум еще один вариант: тоже поймать такси и до конца уж выследить, до краю дойти!.. Денег только в кармане — мелочь. Снова перешел улицу, на сторону ресторана. Лариска выпивала вместе с двумя девушками, чокались. И бутылка стояла перед ними едва початая… Он бросился со всех ног домой — полтора квартала от ресторана. Денег не нашел: в шкафу под бельем шарил, карманы всей одежды вывернул — не было. Зато прихватил с собой выдергу: высыпал книги и тетради из дипломата и положил туда, по диагонали. И помчался обратно, ясно представляя, как будет ломать кости этой выдергой ей и ему. Убедился, что Лариска продолжает веселиться, занял прежнюю позицию — напротив входа в ресторан.

И все-таки проглядел! Без пятнадцати одиннадцать как-то разом толпа образовалась, обычная, послересторанная: приостанавливались довыяснить отношения, происходил последний на сегодняшний день расклад на пары, просто говорили и прощались…