Нехитрые праздники

— Слушай, друг, я же тебе человеческим языком все объяснил. К жене бывшей приходил, она меня без документов знает.

— Она — знает, а я — нет. И не пудри мне мозги: зачем бы ты бывшей жене сапоги покупал?! Пройдем. Там разберутся.

— Чего разбираться-то?! — у Михаила зудела рука, едва сдерживался. — Ты же видишь, я трезвый. А ты, между прочим, выпивший малость…

— Я не на дежурстве, выходной. Имею право, как все люди.

— А не на дежурстве — так чего нос совать?

— Отставить разговоры, следуй за мной!

— Хочешь говорить — говори по-людски. Я тебе не нарушитель. Говорю же еще раз. Вот дом, там живет мой друг. С семьей. У них есть документы. Подтвердят, кто я. Запишешь данные.

— А вдруг там у вас банда? А я без оружия.

— У тебя же собака!

— Не пойду же я с собакой ночью в квартиру. Там, может, дети.

— Что в лоб, что по лбу!..

— Пройдем. Разберутся. Не виноват — отпустят.

— Да какой тебе прок? Тащиться куда-то среди ночи!

— Я все равно Рольфа прогуливаю. А ты чего боишься?.. Бои-ишься… Чего, а?

— Знаешь, если тебе охота из себя сыщика разыгрывать — давай. А я пошел.

— Рольф!

Рольф зарычал.

— У, псина… — Михаил постоял, вздохнул. — Ну что ж, может, ты и прав… Пошли.

Ночь была хорошая, теплая. Утихал транспорт…

— В такую погоду самое время прогуляться в хорошей компании, с Рольфом… В милицию.

— А чем тебе Рольф не нравится? — парень заговорил улыбчиво, с легкой издевочкой. — Лучшая служебная собака в отделении. Медалист.

— Очень приятно, очень… — отвечал тоже улыбчиво Михаил, — какого рожна ты с ней возишься только, если она служебная?.. Делать больше нечего?

— А мне за него, между прочим, тридцать рублей платят, да на мясном довольствии он состоит.

— Поня-ятно…

— И, между прочим, если ты сапоги эти украл, мне тридцать рублей премии дадут… Понятно?

— Чего ж тут не понять…

Некоторое время шли молча, Рольф бежал впереди.

— Слушай, ты женат? — Михаил заговорил.

— Женат, — с теплотой вздохнул парень. — Два месяца уже. — Но тотчас тон его посуровел: — Только в отличие от тебя жена из дому не выгоняет.

— Это хорошо! На сапоги, — подаришь жене! Бери, не бойся, не ворованные…

И парень сапоги взял. И злобно прищурился, насквозь как бы видя падлюку эту перед собой, Михаила то есть.

— А ну, иди впереди! Таких, как ты… Не думай, что в милиции вороны работают. Иди, иди!

В отделении Михаил написал на листочке бумаги, который выдал ему дежурный милиционер, что он, Михаил Александрович Луд, пятьдесят второго года рождения, водитель первого класса первого автопарка…

— Садитесь, ждите, — взяв писанину, сказал дежурный.

Группа задержанного люда на скамеечке дружно потеснилась. Михаил сел с краешку. Стал ждать.

Дежурный с каждым задержанным разбирался отдельно, расспрашивал, наводил справки… Время шло.

А дома ждала Татьяна! У нее по поводу его продолжительной задержки наверняка возникла своя версия. Михаил стал подумывать: что бы предпринять? Бежать — глупо! Вспомнил: один известный в городе человек, которому он помогал ремонтировать машину, давал ему визитку. С виньеточками такая, с каллиграфической надписью.

Михаил запустил пальцы в потайной отсек бумажника, куда обычно клал листочки с номерами телефонов, адресами, заначку. И выудил фотографию. Правильно: эту фотографию Михаил забрал у родственников в свой последний приезд, сунул в бумажник и забыл.

На фотографии отец, его друг дядя Коля и он, лет девяти. Дядя Коля в фуфайке и кирзовых сапогах — снимались около его дома. Отец в добротной шинели, в каракулевой шапке и получесанках — модная тогда была обувь. Он в тряпичной шапке-ушанке, в зимнем пальто и кирзовых сапогах. Михаил не помнил, что носил кирзовые сапоги. Вот резиновые, материны, на себе помнит хорошо. Стыдился этих сапог — женских — и запомнил! И не помнил он сейчас, когда и зачем приходили с отцом к дяде Коле, в какое точно время фотографировались — сколько ему здесь лет? Лишь смотрел и удивлялся простой и тоскливой мысли: «Неужто это было? Неужто это я?» Мальчик на фотографии очень напоминал сына, Степку. Он даже воспринимался именно Степкой: так же выставил ногу, чуть склонился на правый бок, улыбался… Улыбался похоже, но иначе. Мальчишка с фотографии был, по всей видимости, радостным, открытым, озорным! Степка так не улыбался. Хотя, сколь помнил Михаил, он в детстве никогда не казался себе особенно веселым и счастливым.

Фотографировала дяди Колина дочь, Надя. Она на отлично училась в школе, была высокой, хрупкой, бледнолицей. Всегда очень доброй и безупречно опрятной. Почему такие люди часто умирают в юности? После ее смерти фотоаппарат «Любитель» и все фотопринадлежности дядя Коля отдал тогда двенадцатилетнему Мишке. Он, конечно, был очень рад.