Круглые, овальные, ромбовидные, в форме капель, где-то заостренные, где-то закругленные. Несколько камней размерами не уступали большим виноградинам, остальные не превышали горошин. Все были красными, но разных оттенков. Они пропускали сквозь себя свет, так что светлая поверхность стола в том месте, где они лежали, стала красной. Они полированными частями отражали свет, отбрасывая красные лучи к стенам и потолку.
— Рубины? — спросил Бобби.
— Не выглядят они, как рубины, — покачала головой Джулия. — Что это за камни, Френк?
— Я не знаю. Может, они даже не представляют никакой ценности.
— Где вы их взяли?
— В ночь на воскресенье я практически не спал. Засыпал лишь на несколько минут. Ворочался на кровати, подскакивал всякий раз, когда начинал дремать. Боялся уснуть. И в воскресенье днем не спал. Но к вчерашнему вечеру так вымотался, что у меня просто закрылись глаза. Спал в одежде, а утром проснулся с набитыми этими камнями брючными карманами.
Джулия взяла из кучки самый отполированный камень, посмотрела на просвет. Даже в необработанном состоянии цвет и чистота производили впечатление. Возможно, как и сказал Френк, это полудрагоценные камни, но Джулия подозревала, что это не так и стоят камни очень и очень дорого.
— А почему вы держите их в банке для консервирования? — спросил Бобби.
— Потому что мне все равно пришлось покупать еще одну, — ответил Френк.
Из сумки на стол перекочевала вторая банка, побольше, объемом в кварту.
Джулия повернулась, чтобы посмотреть на нее, и увиденное поразило ее до такой степени, что она выронила камень, который держала в руке. В этой банке сидело насекомое размером чуть ли не с ее кисть. И хотя спинной хитиновый покров был у него, как у жука, черный, словно полночь, с кроваво-красными отметинами по периметру, существо под этим панцирем больше напоминало паука. Прежде всего восемью крепкими волосатыми лапками, как у тарантула.
— Оно живое? — спросила Джулия.
— Уже нет, — ответил Френк.
Еще две лапки, похожие на миниатюрные клешни лобстера, высовывались из-под панциря впереди, с обеих сторон головы. И клешни эти были куда более сложными, чем у любого ракообразного. Скорее они походили на кисти, с четырьмя костяными сегментами, суставами, соединенными с клешней, и с зазубренной кромкой.
— Если эта тварь ухватит за палец, — заметил Бобби, — то просто откусит его. Так вы говорите, оно было живым, Френк?
— Когда я проснулся этим утром, оно ползло по моей груди.
— Господи Иисусе! — Бобби заметно побледнел.
— Еле ползло.
— Да? А судя по виду, оно такое же шустрое, как какой-нибудь гребаный таракан.
— Думаю, оно уже умирало, — ответил Френк. — Я, конечно, закричал, смахнул его с груди. Оно упало на пол, на панцирь, несколько секунд дергало лапками, потом застыло. Я снял наволочку с одной из подушек, завел край под панцирь, дернул на себя, чтобы это чудовище оказалось на материи, поднял, завязал наволочку узлом, чтобы оно не уползло, если вдруг придет в себя. Потом обнаружил в карманах эти драгоценные камни, поэтому купил две стеклянные банки, одну для камней, вторую для насекомого, оно ни разу не шевельнулось, вот я и решил, что оно мертво. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?
— Нет, — ответила Джулия.
— Слава богу, нет, — согласился Бобби. Он не наклонился вперед, как Джулия, чтобы получше рассмотреть насекомое, наоборот, отступил на шаг от стола, словно боялся, что этот паук-жук сможет каким-то образом выбраться из банки.
Джулия подняла банку со стола, повернула так, чтобы получше рассмотреть насекомое спереди. Его гладкая черная голова размером не намного уступала сливе и наполовину пряталась под панцирем. Большие, фасеточные, грязно-желтые глаза располагались высоко, и под каждым находился еще один глаз, меньших размеров, синевато¬красный. На гладкой поверхности виднелись крохотные отверстия, с полдюжины коротких отростков и три островка вроде бы шелковистых волосков. Маленький ротик, теперь открытый, являл собой круглое отверстие, и в нем Джулия различила кольца миниатюрных, но острых зубов.
Френк заговорил, глядя на дохлого обитателя стеклянной банки.
— Уж не знаю, во что я впутался, но определенно во что-то плохое. Действительно плохое, и я боюсь.
Бобби дернулся. Задумчиво, словно обращаясь к самому себе, а не к остальным, произнес: «Плохое… плохой…»
Джулия поставила банку на стол.
— Френк, мы возьмемся за это дело.
— Хорошо! — Клинт выключил магнитофон.
Отвернувшись от стола, направляясь к туалету, Бобби сказал:
— Джулия, мне нужно поговорить с тобой наедине.
В третий раз они зашли в туалет вдвоем, закрыли за собой дверь, включили вентилятор.
Лицо Бобби посерело, напоминало точный портрет, сделанный карандашом, даже веснушки утратили цвет. И в его всегда веселых глазах веселья не осталось.
— Ты сошла с ума? Ты сказала ему, что мы беремся за это дело.
Джулия в удивлении уставилась на него.
— Разве ты этого не хотел?
— Нет.
— Ага. Тогда, наверное, я плохо расслышала твои слова. Должно быть, слишком много серы в ушах. Плотной, как застывший цемент.
— Он, наверное, лунатик, он опасен.