Нехорошее место

Через пару минут кошки вернулись. Теперь Вербина лежала на спине, с подушкой под головой, закрыв глаза. Губы шевелились, словно она разговаривала сама с собой, но ни единого звука с них не слетало. Она протянула сестре другую худенькую руку, и та принялась методично обрабатывать ногти. Длинные ноги Вербина раскинула в стороны, так что Конфетке открылась ее промежность. Одета она была в футболку и тоненькие, персикового цвета трусики, которые скорее подчеркивали, чем скрывали ее половую щель. Молчаливые кошки облепили ее, похоже, более озабоченные приличиями, чем она, и бросали на Конфетку укоряющие взгляды, словно знали, куда он смотрит.

Он уставился на крошки на столе.

— Френки был здесь, — нарушила тишину Виолет.

Поначалу его больше удивил сам факт, что она заговорила. Потом до него дошел смысл сказанных ею слов. Не просто дошел — потряс. Конфетка так резко поднялся, что свалил стул.

— Здесь? В доме?

Ни кошки, ни Вербина не дернулись от грохота упавшего стула, от резкости его голоса. Продолжали сонно лежать, безразличные к посторонним шумам.

— Снаружи. — Виолет сидела на полу рядом с распростертым телом сестры, обрабатывала ногти. Говорила низким голосом, чуть ли не шепотом. — Наблюдал за домом из-за зеленой изгороди.

Конфетка глянул в ночь за окнами.

— Когда?

— Около четырех часов дня.

— Почему ты не разбудила меня?

— Он пробыл недолго. Никогда не задерживается. Минута, две, а потом он уходит. Он боится.

— Ты его видела?

— Я знала, что он там.

— Ты не попыталась остановить его, не дать уйти?

— Как я могла? — В голосе слышалось раздражение, но звучал он так же соблазняюще, как и прежде. — Кошки, впрочем, побежали за ним.

— Ему от них досталось?

— Немного. Не так чтобы сильно. Но он убил Саманту.

— Кого?

— Нашу бедную маленькую кошечку. Саманту.

Конфетка не знал клички кошек. Он воспринимал их не отдельными особями, а единым существом. Они и передвигались, словно одно существо, и, похоже, так же и думали.

— Он убил Саманту. Размозжил ей голову о каменный столб в конце дорожки. — Наконец-то Виолет посмотрела на Конфетку, оторвав взгляд от руки сестры. Ее глаза вроде бы стали чуть светлее, напоминая две голубые ледышки.

— Я хочу, чтобы ты причинил ему боль, Конфетка. Я хочу, чтобы ты причинил ему сильную боль. Отомстил за то, что он сделал с нашей киской. И плевать мне на то, что он наш брат, я…

— Он больше не наш брат. После того, что он натворил. — В голосе Конфетки звучала ярость.

— Я хочу, чтобы ты поступил с ним так же, как он поступил с нашей бедной Самантой. Я хочу, чтобы ты раздавил его, Конфетка, я хочу, чтобы ты разбил ему голову, чтобы череп у него треснул и мозги полетели во все стороны. — Она продолжала все так же приглушенно говорить, а он — слушать, зачарованный ее словами. В такие моменты, как сейчас, когда голос ее звучал более чувственно, чем обычно, он не просто отражался от барабанных перепонок, но заползал в голову, туманил мозг. — Я хочу, чтобы ты бил его, рвал, колотил, пока не переломал бы все кости, не вытащил все внутренности, и я хочу, чтобы ты вырвал ему глаза. Я хочу, чтобы он пожалел о том, что убил Саманту.

Конфетку затрясло.

— Если я доберусь до него, то убью, но не из-за того, что он сделал с вашей кошкой. Из-за того, что он сделал с нашей матерью. Или ты не помнишь, что он с ней сделал? Как ты можешь требовать мести за кошку, если мы еще не рассчитались с ним за содеянное с матерью после семи долгих лет?

Она помрачнела, отвернулась от Конфетки, замолчала.

Кошки спрыгнули с распростертого тела Вербины.

Виолет частично легла на сестру, частично привалилась к ней. Руку положила на груди Вербины. Их ноги переплелись.

Выйдя из транса, Вербина принялась гладить шелковистые волосы сестры.

Кошки вернулись, облепили обеих сестер.

— Френк был здесь. — Конфетка, похоже, говорил сам с собой, пальцы его сжались в кулаки.

Ярость нарастала в нем, как зародившаяся высоко в горах и двинувшаяся по склону лавина. Однако он не мог позволить себе дать волю ярости, знал, что должен держать себя в руках. Шторм ярости вспоил бы водой семена его черной потребности. Его мать одобрила бы убийство Френка, потому что Френк предал семью. Смерть Френка пошла бы семье только на пользу. Но, если бы Конфетка позволил злости, которую он испытывал к брату, перерасти в ярость, тогда он не смог бы найти Френка, ему пришлось бы убить кого-то еще, потому что жажда крови стала бы слишком сильной. Его мать, в раю, устыдилась бы, на какое-то время отвернулась бы от него, пожалела о том, что родила такого сына.

Вскинув глаза к потолку, к невидимым небесам, где находилось царство Божие, в котором сейчас пребывала мать, Конфетка пообещал ей: «Со мной все будет в порядке. Я не потеряю контроль над собой. Не потеряю».

Он отвернулся от сестер и их кошек, чтобы посмотреть, не осталось ли каких-либо следов Френка около зеленой изгороди или столбе, ударом о который его брат убил Саманту.

Глава 19