Нехорошее место

Бобби и Джулия пообедали в ресторане «У Оззи», в Орандже, потом перебрались в бар. Музыкальное сопровождение обеспечивал Эдди Дей, певец с сильным, приятным голосом. Исполнял в основном современные песни, но перемежал их хитами пятидесятых и начала шестидесятых годов. Не эры больших оркестров, но раннего рок-н-ролла, в котором еще чувствовались веяния свинга. Они могли танцевать свинг под «Любовника-мечту», румбу под «Ла Бамбу». В репертуаре Дея нашлось место и ча-ча-ча, и песням в стиле диско, так что Бобби и Джулия отлично проводили время.

Джулия всегда любила потанцевать после поездки к Томасу в «Сиело Виста». Уходя с головой в музыку, ей удавалось забыть обо всем, и прежде всего о чувстве вины. Она растворялась в танце, думая лишь о последовательности движений. Музыка успокаивала, танец наполнял сердце радостью и вызывал анестезию в тех его местах, что ранее испытывали особенно сильную боль.

Когда музыканты ушли на перерыв, Бобби и Джулия пили пиво за столиком у танцплощадки. Говорили о разном, только не о Томасе, и в конце концов добрались до Мечты, точнее, речь пошла о том, как обставят они бунгало на берегу океана, если в конце концов купят его. И хотя они не хотели тратить на мебель целое состояние, оба сошлись на том, что должны побаловать себя, могли побаловать себя двумя предметами из эпохи свинга: бронзово¬мраморным комодом в стиле «арт-деко» Эмиля-Жака Рулмана и, безусловно, музыкальным автоматом «Уэрлитзер».

— Модель 950, - уточнила Джулия. — Великолепная машина. Трубки с пузырьками. Прыгающие газели на передней панели.

— Их изготовили меньше четырех тысяч. Вина лежит на Гитлере. Компания переключилась на военную продукцию. Модель 500 тоже ничего… или семисотая.

— Ничего, но с 950-й им не сравниться.

— Они не так дороги, как 950-я.

— Ты считаешь центы, когда мы говорим об идеале красоты?

— Идеал красоты — «Уэрпитзер-950»?

— Совершенно верно. А что еще?

— Для меня идеал красоты — это ты.

— Спасибо, милый. Но я все равно хочу 950-ю.

— Разве для тебя идеал красоты — не я? — Он захлопал ресницами.

— Для меня ты всего лишь упрямец, который не позволяет мне прикупить «Уэрпитзер-950». — Она наслаждалась игрой.

— А как насчет «Сибурга»? «Паккард Пла-мор»? Ладно, а «Рок-ола»?

— «Рок-ола» изготавливала прекрасные музыкальные автоматы, — согласилась она. — Мы купим один из них и «Уэрпитзер-950».

— Ты собираешься тратить деньги, как пьяный матрос.

— Я родилась, чтобы быть богатой. Аист заблудился. Не отнес меня к Рокфеллерам.

— Тебе не хотелось добраться сейчас до этого аиста?

— Я с ним рассчиталась давным-давно. Зажарила и съела на рождественский обед. Вкус отменный, но я предпочла бы стать Рокфеллером.

— Ты счастлива? — спросил Бобби.

— Не то слово. И дело не только в пиве. Не знаю, почему, но давно уже мне не было так хорошо, как в этот вечер.

Я думаю, мы добьемся всего, что наметили, Бобби. Я думаю, мы рано уйдем на пенсию и будем долго и счастливо жить у самого синего моря.

Пока она говорила, улыбка сползала с его лица. Теперь же он хмурился.

— Чего ты такой кислый?

— Ничего.

— Меня не проведешь. Ты весь день сам не свой. Ты пытаешься что-то скрыть, но мысль эта не выходит у тебя из головы.

Он отпил пива.

— Видишь ли, у тебя возникло хорошее предчувствие, что все у нас сложится в лучшем виде, а у меня — плохое.

— Плохое? У тебя?

Он продолжал хмуриться.

— Может, тебе какое-то время поработать в офисе, подальше от передовой?

— Это еще почему?

— У меня плохое предчувствие.

— И о чем речь?

— Я потеряю тебя.

— Только попробуй.

Глава 20

Невидимой дирижерской палочкой ветер управлял хором шепчущих голосов зеленой изгороди. Густой кустарник образовывал стену высотой в семь футов, которая с трех сторон окружала участок площадью в два акра.

Кустарник мог бы вырасти куда выше, если бы Конфетка дважды год не подрезал его.

Он открыл железную, кованую, высотой по грудь калитку между двумя каменными столбами и вышел на усыпанную гравием обочину дороги. Слева от него двухполосное шоссе уходило в горы. Справа спускалось к далекому берегу, мимо других домов. Участки, на которых они стояли, с приближением к океану уменьшались и в городе составляли разве что десятую часть участка Поллардов. По мере того как земля сбегала к океану, огней в темноте только прибавлялось, но в нескольких милях от Конфетки огни эти резко обрывались, словно утыкались в черную стену. И стеной этой являлось ночное небо над холодными, без единого огонька, океанскими просторами.

Конфетка двинулся вдоль изгороди, пока не почувствовал, что подошел к месту, где стоял Френк. Поднял большие руки, растопырил пальцы, прикоснулся к трепещущим на ветру листочкам в надежде, что на листве брат оставил психический след. Напрасно.