Нехорошо обманывать старух

Аркадий Шушпанов НЕХОРОШО ОБМАНЫВАТЬ СТАРУХ

А начиналось так.

Я проснулся в семь, если верить будильнику. Обычно сам раньше девяти не встаю, а тут — нате. Обратно не засыпалось, и пришлось встать.

Конечно, опять без зарядки. На душ меня, правда, хватило. Потом расчесал кудри и водрузил на нос свои стекла.

Маша говорит, что в них я похож на Леннона. Льстит. Не похож я на Леннона. Глаза карие, волосы черные, курчавые и жесткие, и нос не как у него. И не скажу сколько лишних килограммов. Хотя не много, не думайте.

А дальше, собственно, и началось.

В комнату опять вошел — и офигел. Извините, но по-другому не скажешь. Именно офигел.

На столе был компьютер. И кабы он один. Тут тебе и модем, и сканер, и принтер лазерный. Монитор на жидких кристаллах, а клавиатура будто слегка расплавленная — как часы на полотнах Дали. Эргономическая. И рядом еще лэптоп. Все новейшее и жутко дорогое.

Только вот нет у нас с отцом таких денег. Я и в Голландию за свой счет ни за что бы не съездил.

Но ведь не мог же я проспать компьютер! Его же принести надо, установить. Он вон, работает, на скринсэйвере какая-то многомерка плавает. Кстати, кто его включил?

Выглянул в окно. Совсем плохо. Во дворе сирени полно, и сейчас самый цвет. Оборвали, что ли, за одну ночь? Наши бы им оборвали.

Чувствую: будут еще головоломки. И точно. У меня прямо ноги подкосились.

Из кухни вышел Мирон.

Настоящий Мирон, а не кто-то такой же здоровый, черный и пушистый. И морда — его, хитрая, и шрам на носу, полученный во время донжуанских похождений. В общем, тот самый, которому, по идее, два года как полагалось бы спать вечным сном в коробке из-под обуви. Под той самой сиренью, которой, по идее, полагалось бы цвести.

Мирон разинул пасть и промяукал. Тут я послал все к чертовой бабушке, схватил его в охапку и прижал. Он сначала недовольно хрюкнул, но затем, устроившись, тихо затарахтел от счастья.

А у меня воровато прошмыгнула слеза.

Раздался телефонный звонок.

— Алло?

— Здравствуйте, — поздоровались из трубки. — Евгений Васильевич?

Я чуть было не брякнул, что отца нет дома. Сразу не сообразил. Евгений Васильевич Сазонов — это я. Но меня никто еще так вот полностью не называл.

— Да, — отвечаю.

— Евгений Васильевич, мне бы хотелось с вами поговорить. Можно?

— Можно, — разрешаю. — А вы кто?

— Зовите меня просто дядя Леня.

— Ладно. Тогда и вы меня — просто Женя.

— Хорошо… Женя. Буду у тебя через несколько минут.

За эти несколько минут я успел налить Мирону молока и поставить чайник. Есть почему-то желания не было.

Дядя Леня оказался молодым дядькой лет тридцати, одетым с ног до головы в джинсу, светловолосым и бородатым. Если бы я снимал «Графиню де Монсоро», обязательно взял бы его на роль де Бюсси.

— Доброе утро, Женя. — Улыбка у него тоже хорошая.

— Здравствуйте. Чаю хотите?

— Лучше кофе.

— А у нас нет.

— Думаю, что есть. Посмотри в шкафчике.

Я тупо прошел на кухню и посмотрел. Отец будет рад. Он любит.

— Если не возражаешь, поговорим здесь, — дядя Леня стоял у меня за спиной.

Потолковать на кухне я и сам люблю. Заварил по чашке, сел у окна. Дядя Леня занял табурет напротив, бросил в чашку сахар и, не торопясь, сделал глоток.

— Может, хватит издеваться? Скажете, в чем дело?

Понимаю, грубиян. А у вас бы терпения надолго хватило?

— Извини, — дядя Леня поставил чашку. — Мы были правы: нервы крепкие. Легко адаптируешься.

— Откуда все? Какой сегодня день?

— Семнадцатое мая.

— А почему на улице лето?

— Ты ведь его больше любишь.

Правда

Меня осенило

— Это… это все не реально, да? — А выговорить труднее, чем догадаться.

— Молодец.

— Матрица, — я глотнул кофе. С ума сойти.

— Скажем, все окружающее, действительно, иллюзия. Но — только для меня. А для тебя — реальность.

— Что?

Я поперхнулся.

— Я общаюсь с тобой через интерфейс. А ты пьешь кофе.

— Не понимаю. Если честно.

— Я объясню. Но сначала предложу работу.

— Какую?

— Нужную. Интересную. Престижную.

— Я еще выпускные не сдал.

— Ты принят сразу и вне конкурса.

— А где я буду работать?

— Здесь, — дядя Леня окинул взглядом кухню. — Возможности ты видишь.

— Что я должен делать?

— Рассчитывать. Выдвигать идеи. Создавать теории. Закончишь школу, пройдешь университетский курс, потом степень и так далее.

— Это же все не реально.

— Женя… Боюсь, ничего более реального для тебя сейчас нет.

— Я… не могу отсюда выйти?

— Не можешь.

— Почему?

— Вчера вечером ты переходил улицу, думая о своей математике. Спасти твою жизнь не удалось. Только вот, — дядя Леня указал на всю кухню сразу.

Ко мне на колени прыгнул Мирон, явно намереваясь примоститься всерьез и надолго.

— Я — программа?

— Ты — Женя Сазонов. А он — твой кот.

Мирон замурлыкал и посмотрел мне в глаза. Какая, мол, я программа.

— Смысл?

— Разве справедливо, когда лучшие уходят первыми. У тебя в запасе было еще лет пятьдесят. Мы отвоевали тебя у старухи.

— Почему именно я?

— Конференция в Гааге. Для того ее и устроили: золотой фонд…

Вам часто по жизни намекают, что вы — гений? Мне вот первый раз. И надо же — посмертно.

— Вы кто? Разведка?

— Что ты! Чисто общественная организация.

— Я первый?

— Второй.

— Это все — дорого?