— Значит, душу, как бабочку сачком. Живи, мол, в прозрачном ящике, больно ты редкая. Авось еще разводить тебя научимся. Непорочным виртуальным зачатием.
— Женя, — это пани Ирэна.
— Ну что — Женя? Вы-то хоть должны меня понять!
— У них, вероятно, не было права. А у тебя нет права их судить.
— Женя, — сказал дядя Леня, — что можно сделать — обязательно будет когда-нибудь сделано. Рано или поздно.
— Дядя Леня, — сказал я. — Вот вы говорили, несправедливо, когда лучшие уходят первыми. А если — не зря? Если их тоже отбирают — сразу и вне конкурса?
Дядя Леня ничего не сказал.
— Получается, я где-то очень нужен. А из-за вас торчу здесь. Извините…
…Я вернулся на кухню, переговорив с отцом и с Машей. Дядя Леня и пани Ирэна сидели у стола. Дядя Леня гладил Мирона у себя на коленях. Пани Ирэна, увидев меня, погасила сигарету. Я свернул пепельницу в точку и запустил в космос.
— С вами точно ничего не будет?
— Точно, — сказал дядя Леня.
— Пани Ирэна?
— Моя работа не закончена. И еще — внуки. Четверо. А это…
У Брэдбери я, помнится, читал про электронную бабушку.
— Спасибо, — вдруг подошел к ней и поцеловал руку.
— Женя, — не унимался дядя Леня, — никаких гарантий. Если правы все-таки мы?
— А если — мы все? — отпарировал я. И добавил: — Что можно сделать обязательно будет сделано.
Дядя Леня даже не крякнул.
— Вы что-нибудь успели записать?
— Тоже не волнуйся. Что можно сохранить — будет сохранено.
Один-один. А с вами хорошо было бы в шахматы.
— Присядем, — распорядился я. Хотя все и так сидели.
Массивный рубильник, вроде того, каким приводят в действие электрический стул, выдавался из стены рядом с дверью. Наверное, я сам хотел, чтобы он так выглядел.
Я поймал себя на том, что мог бы растягивать минуту до бесконечности, и вскочил. Сказал:
— До свидания.
Очень-очень на это надеясь.
Дядя Леня пожал мне руку. Больно, как будто в реальности.
Пани Ирэна поцеловала и перекрестила.
Я шагнул к рубильнику и дернул вниз.