Мать… Сестра – это замечательно. Но мать – просто чудесно. Ведь так? Ведь в таком случае получается, что меня выносили вовсе не пробирки, капсулы и инкубаторы, а живой человек – оригинальная, обладающая одухотворенным, чудотворным живым телом, самая
– Оу, история твоей с Катариной матери очень интересная, хотя и трагическая.
Я закусила губу. Кто бы сомневался. Очевидно, всё, чего касается рука этого человека, обрекается на погибель. А ведь для того, чтобы произошло зачатие, ему нужно было коснуться какой-то женщины, но… Но, пожалуйста, невидимые силы, пусть хотя бы она окажется живой! Не могу же я быть единственной выжившей! Или… Всерьёз не могу, а потому уже скоро и не буду являться таковой?!
– Ваша мать была женщиной необычайной красоты: высокая, сероглазая, каштановолосая. Ты с Катариной многое унаследовали в своей внешности именно от неё, а остальное, нужно полагать, от родственников по той же линии. Её звали Одеттой, по своему происхождению она была англичанкой. По счастливой для меня, но трагической для неё случайности, она получила место секретаря в моём офисе. В красоту этой женщины было невозможно не влюбиться. Однако красота эта была непреклонной. Я ухаживал за ней совершенно безответно на протяжении целых трёх месяцев, по истечении которых не выдержал: сорвался и изнасиловал её в своём собственном самолёте, на пути из Штатов в Европу. Я так сильно желал её, что даже не думал о предохранении, поэтому траекторию того полёта пришлось существенно скорректировать: мы развернулись и в итоге приземлились на моём личном острове. Дальше всё было как в тумане, я буквально сошел с ума от жажды обладания этой женщиной, которая, в свою очередь, испытывала ко мне ровно противоположные чувства. Произошла трехнедельная изоляция – мой самый продолжительный выпад из политического влияния, самый большой риск краха карьеры, являющейся смыслом моей жизни, но я не мог устоять перед желанием владеть Одеттой. На протяжении трех недель я брал её против её воли столько, сколько желал, на острове, на котором никого, кроме нас, и не владеющей шведским или английским языками малочисленной прислуги, не было. Потом я улетел, оставив её заложницей на острове. Думал, что вернусь через месяц, но задержался на четыре месяца, а когда вернулся, увидел её округлившийся живот. Я сходил по ней с ума, обожал её, я мечтал только о ней, не считая всегда бывшей у меня на первом месте политической карьеры, я умолял её… Да, я умолял её полюбить меня: стоял перед ней на коленях, не тронул её и пальцем после того как узнал о её беременности, предоставил ей всё самое лучшее на те почти восемь месяцев, что она провела на острове, подписал официальное обещание не забирать у неё детей… – На этом моменте рассказчик прикрыл глаза, а я чуть не подскочила от услышанного. Она хотела оставить нас себе! Несмотря на то, каким образом мы у неё появились! Она желала оставить меня и Катарину! Значит, она уже тогда любила нас?! Меня любила мать?! – Она так и не смогла полюбить меня, – его голос вдруг захрипел ещё сильнее. – Даже ни разу не позволила коснуться своего растущего живота. Моя первая в жизни, случившаяся в серьёзном возрасте, единственная за всю мою жизнь любовь осталась безответной. В ночь, когда у неё начались роды, была сильная буря, доктор не смог прибыть на остров с материка вовремя… – Он так и оставил её своей узницей?! – Я приехал спустя четыре дня, когда буря успокоилась и всё было кончено. Одетта была мертва. Прислуги сказали, что она скончалась спустя шесть часов после родов, успев дважды покормить вас своей грудью.
Меня кормила грудью моя мать! У меня была моя… Моя… Она бы выжила! Если бы рожала в клинике!.. Катарина бы не умерла, если бы её не убил этот человек!..
– Несмотря на то, что ваша мать была безродной сиротой, которую даже хоронить было некому, кроме меня, любившего её до безумия и также давно оставшегося без единого родственника, она, безусловно, была уникальной женщиной, сумевшей соединить в себе красоту и ум.
Никаких дедушек и бабушек, близких и побочных родственников, только мать и сестра?.. И этот человек. И я. Худший кошмар в моей жизни! Даже шкаф с гвоздями не выглядит так ужасно на фоне этого зверства!
– Почему ты решил избавиться только от одного ребёнка? Почему не избавился от двух? – крепление на моих запястьях как будто начало едва уловимо поддаваться.