Некоторые не попадут в ад

(С Казаком поступили мягче — доставили к границе и вытолкнули в Россию: всё, бывай, больше не приходи.

Ташкента вывезли в тот же день.

И Трампа вывезли следом.

Они все встретились: Трамп, Казак, Ташкент, — уже за пределами Донецкой народной республики, вчерашние её отцы.

Казак — добрая душа — говорит: поехали, может, в Крым, отдохнём?

Трамп: «Да у меня денег нет. Может, занять у кого?»)

Через час после звонка Томича я набрал Араба:

— Ну? Новости?

Араб говорит:

— Не могу, нас в гости позвали. Нет сил отказаться.

Разоружали наш батальон так. Вдруг образовались возле «Праги» люди, которые многие месяцы смотрели со стороны, как мы хохочем с Батей, — а сами подойти, спросить что смешного, стеснялись.

Теперь почувствовали силу.

— Сдавайте, — говорят, — оружие. Именем республики.

Им в ответ:

— За время вашего отсутствия в вашем присутствии не нуждались.

Завертелась карусель, кто-то бросил шумовую гранату в окно, примчались министры всех силовых ведомств сразу, Томича и Араба увезли на собеседование.

Их не было двое суток.

За это время понаехавшие размародёрили в нашем батальоне всё, что я три года таскал туда на горбу, — шакальё явилось. Всё, что мне Батя подарил, — исчезло: где искать? Мне мало что жалко, но вы ж у него воруете, а не у меня.

Я набрал Пушилина:

— Слушай, со всем уважением. Отпусти моих командиров, пожалуйста. Они-то ни при чём. Они просто воюют.

Пушилин (голос за считаные сутки стал другим, безупречно поставленным, государственным):

— Всё с ними в порядке, слышишь меня? Там идёт совещание. Их отпустят.

Не обманул. Ещё сутки поговорили и отпустили.

К Томичу, правда, приставили неотлучный конвой, и три недели смотрели, как он живёт на белом свете. Может, военного переворота опасались? — что я вернусь и возглавлю сопротивление? — так и не понял.

У меня много вопросов, и все смешные. Могу их в отдельную тетрадку переписать, пустить, как, помните, в школе заинтересованные девчонки отправляли опросники в плавание по рядам: «Твой любимый урок? Твой любимый артист? Твой любимый цвет? Какая девочка в классе нравится больше всех?» — ради последнего вопроса всё и затевалось, — потом ещё какая-то ерунда; так вот, у меня такой ерунды — на триста страниц, и везде одни вопросительные знаки — похожи на калик перехожих, идущих в никуда.

Батальон вымели со Стылы и начали разгонять, как и всю армию мёртвого Главы; но Томич зашёл под корпус, и половина нашего батальона — люди, которым ловить на свете больше нечего, кроме ветра степного и осколка шального, — отправились за ним.

У корпуса начальство военное, у военного начальства свои резоны, политики не касающиеся.

Политика — это где деньги лежат.

Батальону всегда выдавали зарплату с задержкой в один месяц: так повелось с первой зимы, пока его собирали, и с тех пор эту дурацкую инерцию так и не переломили.

В итоге бойцы не получили за июль, а в последний день августа убили Захарченко, — так что за август тоже не получили: зарплата куда-то делась. Эти деньги были, но их забрали другие люди себе. Ещё месяц все в батальоне ждали решения своей судьбы — служить никто не отказывался, — в октябре стало ясно, что батальона в прежнем виде нет, — но задолженность образовалась уже за три месяца.

Для ополченцев, которые живут (иные с детьми, жёнами, бабками) на шестнадцать тысяч рублей в месяц, — это потоп: плачущая жена и дети, которым сопли нечем вылечить.

Явились к очередной выдаче долгов военнослужащим, спрашивают: а что с нами?

Им в ответ:

— Кто вам платил? Захарченко?

— Да.

— Откопайте, и пусть он вам заплатит.

Это из бывшей лички загубленного Главы сказал один тип, — в своё время он острей всех буровил меня глазками, — а теперь каждые три дня ездил к Главе на могилу и дул там вискарь в одно горло. Жаловался, наверное, что тот его при жизни не оценил в полную меру: общался чёрт знает с кем.

Чех — тот самый, из Чехии, огромного роста боец, — написал мне письмо: «Говорят, ты деньги батальона вывез и потратил на себя?»

(Письмо с ошибками, но смысл был понятен.)

Получив его послание, я налил себе стакан коньяка. Подумал. Выплеснул в раковину.

* * *

Почему не могу заткнуться.

Всё ищу запятую, которую можно поставить, и начать сначала.

Томич роет землю, тащит свой крест, который сам навьючил на себя.

Звоню нашим, интересуюсь за новости.