Некоторые подробности из жизни драконов

И воевать с падшими братьями я не считал правильным. Даже не потому что по-прежнему их любил, как братьев, и не хотел убивать себе подобных. Просто дракону совершенно чужда мысль о принуждении. Когда наши братья пали, высшим кастам ничего не стоило привести их к покорности. Но покорность Богу — это абсурд, потому что основу наших взаимоотношений с Богом составляет любовь, а она может быть только добровольной. Мы могли уничтожить всех, отпавших от Бога, но это ещё больший абсурд. Драконий мир мы таким образом не спасли бы, и наша жестокость была бы совершенно бессмысленной.

Когда падшие драконы начали вмешиваться в жизнь людей, высшие касты не могли понять это как разрешение делать тоже самое. Грех брата не даёт тебе права на грех, и глупость брата не вынуждает тебя самому совершать глупость. Лишь когда результат титанических усилий людей повис на волоске из-за трёх серых лопухов, я… И тогда я не вмешался в дела людей. Я начал против падших драконов гражданскую войну, и тут же её закончил. После чего ликвидировал ещё несколькихдраконолюдей, и улетел. И разве меня кто-нибудь видел с тех пор? Хотя смотрю иногда, как Дагоберт корячится, созидая империю — так и подмывает вмешаться. Но это эмоция, это не мысль. А дракон — это крылатая мысль.

— Вы так и остались рационалистами.

— Но мы стали не только рационалистами.

— А ведь в мою жизнь ты тоже вмешался, — тихо улыбнулся Эврар.

— Скорее уж ты вмешался в мою, — Эол улыбнулся ещё тише. — Кроме тебя, я не встречал ни одного человека, который бы так увлекался драконами, так любил их и так напряжённо пытался понять. Люди постоянно что-то пишут о драконах, кажется, с тех самых пор, как начали писать книги. По большей части это белиберда, хотя есть и неглупые авторы, которым что-то удалось понять в нашем мире. Книжный шкаф в твоей башне мне во всяком случае было, чем наполнить. Но дело даже не в том, насколько умны или глупы были человеческие книги о драконах. Дело в том, с какой целью они писались. Как правило, лишь для того, чтобы развлечь читающую публику. Дракон — нечто великое, ужасное, загадочное. Им очень удобно пугать людей, а люди ведь любят, когда их пугают. Вашимдраконоведам совершенно наплевать на драконов, как таковых. Им, кажется, и в голову никогда не приходило, что дракон — личность, у него есть душа, у него есть судьба, он может любить, у него есть очень сложные и интересные отношения с себе подобными. Для большинства авторов дракон — это просто летающий кошмар, без имени в общем без судьбы.

А вот ты хотел нас понять. Ты хотел постичь нашу природу. Ты хотел заглянуть в душу дракона. Ты полюбил драконов, даже ничего не зная о них. А ведь твоя заинтересованность драконами была совершенно бескорыстной и ничего тебе не сулила, кроме понимания, как такового. Одним только усилием мысли, питавшейся крохами информации, ты пытался реконструировать образ настоящего дракона, и я был поражен верностью некоторых твоих догадок.

Но больше всего ты поразил меня во время драконьей войны. Казалось бы, всё просто: детская мечта рухнула, драконы оказались исчадьями ада, а ты по-прежнему пытался нас понять, да ещё с таким напряжением, как будто тебе за это назначили три зарплаты. Не осудить и не оправдать, а именно понять.

Не удивительно, что когда я, посматривая за людьми, увидел тебя, ты меня очень заинтересовал. Я решил немного помочь тебе. Ведь мечты сбываются всегда, должна была сбыться и твоя. Но твоя мечта была настолько необычной, что её невозможно было осуществить обычными способами. Потребовалась волшебная башня. Создать её для меня не было проблемой, было лишь немного не по себе от мысли, что я столь грубо деформирую вашу реальность. Но последний дракон может позволить себе многое из того, что драконы никогда себе не позволяли.

В той башне мы были с тобой вместе, Эврар, хотя ты и не знал об этом. Постепенно я начал тебя понимать, и ты стал третьим человеком после Иоланды и Ариэля, которого я полюбил, хотя моё чувство к тебе точнее было бы назвать дружбой, да как не скажи, всё будет не точно. Я почувствовал в тебе родственную душу. Я всю жизнь старался понять совершенно чуждый для меня мир людей. Ты всю жизнь старался понять совершенно чуждый для тебя мир драконов. Это стремление к постижению «другого» не очень-то свойственно как людям, так и драконам. О природе «другого» обычно судят, исходя из установок своей природы, что даёт вполне предсказуемый результат. Но мы оба постарались поменять свои установки и настройки, чтобы понять «другого». Только поэтому в первый и в последний раз в истории дракон и человек разговаривают друг с другом, да ещё так подробно. Раньше они если и встречались, то весь их разговор сводился к обмену парой хамских фраз, перед тем, как наброситься друг на друга, и в живых оставался только один из них. А мы, видишь, поговорили.

— Спасибо, Эол, — Эврар смущённо отвел глаза.

— Спасиба мало будет, — улыбнулся Эол. — Ты должен написать книгу о драконах.