Читаем Некоторые политически некорректные размышления о насилии во Франции и не только полностью

(Это явно относится и к Далай-ламе, который обосновывает тибетский буддизм в западных терминах стремления к счастью и избегания страданий). Парадоксальным образом фундаменталистам действительно не хватает некоторой дозы “подлинно расистского” убеждения в собственном превосходстве.

В “террористических” нападениях озадачивает то, что они не соответствуют нашему стандартному противопоставлению Зла как эгоизма, как пренебрежения общим благом, и Добра как духа самопожертвования (и действительной готовности к нему) ради более высокого Дела: террористы неизбежно кажутся неким подобием мильтоновского Сатаны с его “Зло, будь моим Добром”: хотя они преследуют, на наш взгляд, дурные цели дурными средствами, сама форма их деятельности отвечает самому высокому стандарту Добра. Разгадка этого проста и она была известна уже Руссо: эгоизм (забота о собственном благе) не противоречит общему благу, поскольку альтруистические нормы легко могут быть выведены из эгоистических интересов.5 Противопоставления индивидуализма и коммунитаризма, утилитаризма и универсальной нормативности являются ложными противопоставлениями, поскольку оба противоположных выбора приводят к одному и тому же результату. Критики, которые сетуют на то, что в сегодняшнем гедонистически-эгоцентрическом обществе явно недостает истинных ценностей, упускают главное: подлинной противоположностью эгоистическому себялюбию является не альтруизм, забота об общем благе, а зависть, ressentiment, которая заставляет меня действовать вопреки собственным интересам. Об этом было известно уже Фрейду: влечение к смерти противоположно принципу удовольствия и принципу реальности, то есть подлинное “Зло” (=влечение к смерти) связано с причинением вреда самому себе, оно заставляет нас действовать вопреки своим интересам. (Дюпюи6 ошибался, называя лаканианский психоанализ составной частью продолжающейся “механизации разума” — психоанализ, напротив, заново включает понятия Зла и ответственности в наш этический словарь; “влечением к смерти” называется то, что нарушает гомеостатический механизм рационального поиска удовольствия, странное превращение, при котором я предаю свои собственные интересы). Если это истинное зло, то не только сегодняшние светские прагматические этические теории, но и “механизация разума” в когнитивных науках должны восприниматься не как “зло”, а как защита от Зла.

Проблема человеческого желания состоит в том, что, по выражению Лакана, оно всегда является “желанием Другого” и в genitivus subjectivus, и в geni-tivus objectivus: желание другого, желание быть желанным Другим и особенно желание того, что желает Другой, — зависть и ressentiment, таким образом, лежат в основе человеческого желания, о чем прекрасно знал уже Августин, — вспомним отрывок из “Исповеди”, часто цитируемый Лаканом, сцену с ребенком, который испытывает ревность к своему брату, сосущему грудь матери (“Я видел и наблюдал ревновавшего малютку: он еще не говорил, но бледный, с горечью смотрел на своего молочного брата”).

Отталкиваясь от этой идеи, Дюпюи предлагает убедительную критику теории справедливости Джона Ролза: в модели справедливого общества у Ролза


5 Robert Axelrod. The Evolution of Cooperation. New York: Basic Books, 1984.

6 Jean-Pierre Dupuy. Avions-nous oublie le mai?Penser lapolitique aprh le 11 septembre. Paris: Bayard, 2002.


социальное неравенство допустимо лишь постольку, поскольку оно основывается на естественном неравенстве, которое считается связанным со случайными обстоятельствами, а не с заслугами.7 Ролз не осознает, что такое общество способно создать условия для безудержного роста ressentiment: в нем я буду знать, что мой более низкий статус “оправдан”, так что тем самым я лишусь оправдания своих неудач как следствия социальной несправедливости. Таким образом, Ролз предлагает чудовищную модель общества, в котором иерархия напрямую легитимируется естественными свойствами; здесь упускается простой урок анекдота о словенском крестьянине, которому добрая волшебница предлагает выбор: она либо даст ему одну корову, а его соседу две коровы, либо заберет у него одну корову, а у его соседа — две, — крестьян, не задумываясь, выбирает второе. (В более жуткой версии волшебница говорит ему: “Я сделаю все, что ты хочешь, но предупреждаю, что твоему соседу достанется вдвое больше!” Хитро улыбаясь, крестьянин отвечает: “Выколи мне глаз!”).

Фридрих Хайек8 знал, что примириться с неравенством намного легче, если сказать, что оно представляет собой следствие действия слепой безличной силы, поэтому польза от “иррациональности” рыночного успеха или неудачи при капитализме (вспомним старый мотив рынка как современной разновидности непредсказуемой Судьбы) состоит в том, что она позволяет мне считать свою неудачу (или успех) “незаслуженной”, случайной...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука