От воспоминаний становится мучительно стыдно, но в то же время увиденное будоражит и волнует. Если бы Моран поцеловал меня на самом деле, какими бы были его губы?
Я схватила книгу заклинаний, но строчки плыли перед глазами, а ладони стали влажными, так что пришлось снова ее отложить: не хочется, чтобы на страницах остались пятна. Самым простецким образом я вытерла руки о платье.
А какими будут руки Морана, если он меня обнимет? И все эти шрамы на его теле – каковы они на ощупь?
– Знал, что найду тебя здесь.
Я подпрыгнула, будто Моран застал меня за чем-то неприличным.
– Прости, я тебя испугал.
– Просто задумалась, – быстро сказала я.
– И о чем же?
Ощущение неловкости усилилось, когда я посмотрела на губы Морана. Да что со мной происходит!
– Читала заклинания и задумалась… м-м-м… о темной магии, – соврала я. – Давно хотела спросить: а чем так занят Элис? Для чего эта площадка во дворе?
– Скоро узнаешь, – сказал Моран. Вид при этом у мага был самый заговорщический и очень довольный. – Это сюрприз, – добавил он.
– Хозя-а-а-а-ин! – раздалось снизу. – Все готово!
Я высунулась в окно. Элис закончил строительство «шалаша». Он махнул мне рукой и широко улыбнулся.
– Пойдем посмотрим? – предложил Моран.
Когда мы подошли к площадке, маг извлек из кармана широкую ленту и завязал мне глаза.
– Не подсматривай, Магда, – строго сказал он.
– Хорошо.
Я поправила ленту.
– Не жульничай.
– Не буду. Обещаю.
На душе было приятно. Я почувствовала себя именинницей. Сюрприз для меня! Хотелось смеяться.
– Уже можно?
– Нет еще.
Послышалась какая-то возня. Потом очень странный мелодичный звон и перестук «цок-цок-цок» по каменным плитам.
– Держите его, хозяин, – это голос Элиса.
– Какой буйный, – это голос Хока. – С характером.
А потом раздалось очень тоненькое фырканье и ржание. Я не могла поверить своим ушам.
Моран снял повязку.
– Теперь смотри.
В загончике бегал мышиный единорог. Пепельно-серый, с белоснежной длинной гривой и хвостом. Это его копытца выбивали дробь. Из-под пышной челки сверкали черные глаза.
У меня перехватило дыхание от восторга.
– Черными может владеть только семья принца Гиса, но этот мне показался…
– Он прекрасен, – выдохнула я. – Можно его погладить?
– Конечно, – сказал Моран.
Я опустилась на колени, и когда конек пробегал мимо, коснулась его теплой спины. На ощупь он был такой мягкий и гладкий! На глаза навернулись слезы радости, которые я незаметно смахнула.
– Как его зовут?
– Он твой, можешь назвать как хочешь, – сказал Моран.
Единорог взбрыкнул, а потом поднялся на дыбы. Он выглядел точно ожившее изображение на гербе.
– Красавец! Я буду звать его Красавец.
– Хорошее имя, – похвалил Моран.
В порыве я бросилась к магу и обняла. Он немедленно заключил меня в объятия, притянул к себе. Я оказалась прижатой к его твердой груди.
– Спасибо.
– Его можно запрягать в повозку. Я научу тебя править. Он очень быстрый и сильный.
Я смотрела на Морана так, будто видела его впервые.
– Почему ты это делаешь? Зачем даешь почувствовать себя такой особенной? Если ты играешь со мной, то это…
Сердце было готово разорваться в груди.
Моран вытянул ленту из моих волос и погрузил в них пальцы, растрепал, мягко надавливая на затылок.
– Ты совсем не избалована, Магда, – сказал он задумчиво и немного отстраненно. – И так пуглива. Один неверный жест или слово, и так легко потерять твое доверие. Но мне хочется приручить тебя. – Моран очень серьезно посмотрел мне в глаза. – Я жду твоей доверчивости. А когда ты перестанешь вести себя как пленница, я захочу твоей покорности.
Очень осторожно Моран коснулся моих губ своими. Это был мимолетный поцелуй, полный затаенной нежности.
– Увидимся за ужином, Магда.
Я осталась одна. Ветер трепал волосы, мышиный единорог, набегавшись, прошел в шалаш и оттуда наблюдал за двором, время от времени встряхивая челкой. Слуг поблизости не было. Хорошо, что я могу побыть одна и хорошенько подумать, потому что мысли были в абсолютном смятении. Хотелось плакать и смеяться одновременно. То, что сейчас произошло, разбивало мой привычный мир вдребезги, и осколки царапали душу.
Я видела, как Силан Дрейн поступил с Лоттой, и мне хватило ума понять, насколько коварны могут быть мужчины. Но зачем Морану скрывать свою сущность? Силан, уверенный в своем положении и власти надо мной, даже не пытался соблюдать хоть какие-то приличия. Может ли бывший раб быть благороднее светлых аристократов?