Некрасов

Правда, первые номера «Библиотеки», вышедшие под редакцией Дружинина, показывали, что он добился некоторых успехов. Но Некрасов был предусмотрителен и принял свои меры. Он понимал, что писатели, недовольные деятельностью Чернышевского и его мнимой враждой к искусству (Тургенев упорно называл его книгу «поганой мертвечиной», и даже Боткин спорил с ним по этому поводу), могут поддаться на уговоры Дружинина. Он понимал также, что потерять их значило бы нанести тяжелый удар журналу. На это не могли пойти ни Некрасов, ни Чернышевский. Они готовы были отказаться от участия в журнале критиков-либералов (и фактически уже отказались), но оба были уверены, что Толстой, Тургенев, Островский и даже Григорович как художники не имели ничего общего с «дружининским направлением», с теорией «чистого» искусства.

С точки зрения Некрасова подлинный писатель-гражданин, свободный в своем творчестве от узких догм, не мог не принадлежать к «живому и честному» направлению в литературе, а органом этого направления был «Современник». Как Некрасов (в «Заметках о журналах»), так и Чернышевский в статьях и рецензиях, касаясь творчества Толстого и Тургенева, постоянно отмечали их внимание к народной жизни, чуткость к общественным вопросам. Еще в 1855 году Некрасов писал Толстому: «…не только готов, но и рад дать Вам полный простор в «Современнике», — вкусу и таланту Вашему верю больше, чем своему…» Чернышевский же в одном из писем заверял Некрасова: «…Но когда надобно защищать Григоровича, Островского, Толстого и Тургенева — я буду писать с возможною ядовитостью и беспощадностью…»

Словом, не желая рисковать благополучием «Современника», Некрасов придумал такой выход: задолго до отъезда за границу, в феврале 1856 года он предложил четырем избранникам договор, согласно которому они с 1857 года обязывались сотрудничать исключительно в «Современнике», а за это, кроме обычного полистного гонорара, получили бы право участвовать в дивидендах, то есть в общих доходах журнала.

14 февраля 1856 года этот вопрос обсуждался (видимо, впервые) на обеде у Некрасова, о чем мы узнаем из того же дневника Дружинина; в этот день он записал: «Генеральный обед у Некрасова. Пили здоровье Островского[50]. Потом Толстой и Григорович передали мне какой-то странный план о составлении журнальной компании исключительного сотрудничества в «Современнике»… В субботу обо всем этом будет говорено серьезнее, но я не вполне одобряю весь замысел» (не издано).

Толстой, Тургенев, Островский и Григорович согласились подписать это условие об «исключительном сотрудничестве». А на другой день после «генерального обеда» все они отправились к известному тогда фотографу С. Л. Левицкому, чтобы запечатлеть это событие на коллективном снимке. К ним присоединились Гончаров и Дружинин, Некрасова же на снимке не оказалось — видимо, по нездоровью он не мог выехать из дому.

Так появилась широко известная ныне групповая фотография, изображающая крупнейших писателей середины прошлого века.

Некрасов возлагал большие надежды на союз «Современника» с этими писателями. В октябрьском номере журнала за 1856 год было напечатано извещение, написанное Некрасовым и Чернышевским. В подготовке его активно участвовал Тургенев. В извещении говорилось: «…Но, оставаясь неизменным по своему направлению, сохраняя прежнюю редакцию и прежних сотрудников, «Современник» вошел с некоторыми из известнейших наших писателей в обязательное соглашение…» Объяснив цель соглашения и перечислив имена четырех его участников, авторы извещения писали: «Все новые беллетристические произведения названных писателей…начиная с 1857 года, будут появляться исключительно в «Современнике». Нет надобности говорить, что от того выиграют и читатели «Современника», и писатели, участвующие в договоре, и достоинство журнала».

Этот новый для журналистики метод привлечения писателей вызвал много волнений в литературном мире. Дружинин, естественно, не одобрял замысла Некрасова: но делать было нечего, и он тут же попытался использовать новую обстановку, складывавшуюся в «Современнике», в прежних своих целях. Он надеялся внушить участникам соглашения, что они теперь приобрели возможность решительно влиять на положение дел в журнале. «Для меня яснее дня то, что вы трое (Григоровича я не считаю, и Вы, вероятно, тоже) должны иметь контроль над журналом и быть его представителями… Не принимайтесь за дело круто и до времени терпите безобразие Чернышевского…» — так поучал Дружинин Толстого. Тогда же, но более осторожно он обратился и к Тургеневу. «Неужели же вы не возьмете контроля в журнале?.. Положа руку на сердце, признайтесь, — неужели вы довольны Чернышевским и видите в нем критика, в не обоняете запаха отжившей мертвечины… С будущего года ответственность за это безобразие падет на вас…»