Некрасов

Несколько дней тянулись переговоры, наконец Панаев и другой предполагавшийся секундант сумели уговорить французов отказаться от нелепого вызова, сйилаясь на плохое состояние здоровья Некрасова, но еще больше на то, что в стихотворении изображена совсем не графиня, отрицательным же лицом является «доктор-спекулятор», а совсем не барон.

Так или иначе, французы уехали. Но в некрасовском кругу долго еще недоумевали: каким образом парижский муж графини узнал о стихотворении и кто мог подтолкнуть его на такие действия, которые должны были повредить репутации Некрасова? Это «так и осталось загадкой для нас», — замечает Панаева.

Между тем загадка разгадывается без особого труда. Дюма опубликовал «Княгиню» в своем переводе тотчас по возвращении в Париж и тем привлек к ней внимание барона де Пуалли; будучи знаком с ним лично, он мог показать ему стихи и до их появления в печати. Но каким образом Дюма, не знавший русского языка, отыскал среди множества стихов некрасовского сборника именно «Княгиню» и догадался перевести ее, чтобы этим способом опровергнуть клевету? Не исключено, что Дюма помог в этом его петербургский чичероне Григорович — ведь это он отбирал стихи, он же готовил и подстрочные (прозаические) переводы.

Такова эта по-своему любопытная история, разыгравшаяся в связи с приездом Дюма вокруг одного некрасовского стихотворения.

II «ТРИУМВИРАТ» ВО ГЛАВЕ «СОВРЕМЕННИКА»

Новая обстановка сложилась к этому времени в редакции «Современника». Еще перед отъездом Некрасова сюда пришел студент педагогического института Николай Добролюбов со своей первой статьей; она была напечатана Чернышевским осенью 1856 года. Когда редактор журнала возвратился, Чернышевский представил ему молодого критика, своего единомышленника, уже успевшего за минувший год зарекомендовать себя серьезной работой в журнале.

Некрасов одобрил этот выбор и, не колеблясь, согласился привлечь Добролюбова к постоянной работе. С осени 1857 года Чернышевский поручил ему вести важнейший отдел журнала — литературную критику и библиографию.

Некрасов сказал Добролюбову, что просит его писать в журнал сколько успеет, «чем больше, тем лучше». А еще через несколько месяцев Добролюбов стал одним из членов редакции журнала, наравне с Некрасовым и Чернышевским. Поистине только Некрасов с его опытным глазом мог с такой смелостью привлекать к работе молодых, начинающих журналистов, а ведь именно им предстояло в сложной обстановке 60-х годов определять своей деятельностью лицо и направление журнала.

А. Н. Пыпнн свидетельствует: «…Со времени вступления в «Современник» новых сотрудников старый приятельский кружок отнесся крайне враждебно не только к этим сотрудникам, но и к самому Некрасову. На него посыпались бесконечные укоризны». Легко представить себе, как раздражен был «старый кружок», когда вслед за Чернышевским в редакции появился еще один «семинарист» — Добролюбов. Новичок казался им мальчишкой, не имевшим ни солидной подготовки, ни репутации.

Многие из них довольно долго не знали, кому же принадлежат критические статьи и библиография, которые анонимно появлялись в каждой книжке журнала. Боткин, Григорович обращались к Некрасову с вопросами по этому поводу, но он обычно отшучивался и уклонялся от ответа. Однажды Боткин проявил настойчивость:

— Признайся, Некрасов, ты, говорят, выкопал своего критика из духовной семинарии?

— Выкопал, — отвечал Некрасов. — Это мое дело. Примерно такой же разговор позднее произошел у Некрасова с Тургеневым. Как вспоминает Панаева, Тургенев заявил, что «Современник» скоро станет исключительно семинарским журналом: что ни статья, то автором оказывается семинарист!

— Не все ли равно! — возражал Некрасов. — Кто бы ни написал статью, лишь бы она была дельная!

Понятие «семинарист» для обоих собеседников, конечно, обозначало тогда нечто большее, чем просто воспитанника семинарии, — подразумевался разночинец, демократ, интеллигент из народа.

Некрасов и Чернышевский получили с приходом Добролюбова сильное подкрепление, соотношение сил в «Современнике» заметно менялось, что не замедлило сказаться на облике журнала. «Редакционный триумвират», стоявший теперь во главе «Современника» (три Николая, как пошутил кто-то), стремился придать ему характер боевого органа русской демократии.

Добролюбов оказался неутомимым тружеником, человеком идеи и долга. И даже те, кто скептически отнесся к появлению этого «мальчишки» в редакции солидного журнала, вскоре должны были отдать должное его уму, знаниям, одаренности. Что же касается Некрасова, то он скоро по-настоящему привязался к новому сотруднику, полюбил его как сына и постоянно о нем заботился. По выражению Чернышевского, любовь к Добролюбову освежала сердце Некрасова.