Толпа возбужденно загалдела и придвинулась еще ближе, вытеснив Макса с камерой к телеге. В нос ему тут же ударил чудовищный, тошнотворный смрад. Казалось, он недвижным, почти осязаемым облаком висит над телегой. Он не выдержал, скинул с плеча камеру и, прижимая ее к груди, принялся мучительно, до головокружения, отрыгивать содержимое желудка. Перед зажмуренными глазами разлетались синие всполохи, ноги подкашивались. Он много повидал покойников, и свежих, и не слишком, но никогда прежде не чувствовал такой чудовищной вони! Помимо обычных запахов тления и гнили здесь присутствовало что-то химическое, жирное, словно труп долго мариновали в серной кислоте.
Рядом послышались укоризненные шиканья. Такие, наверное, он мог бы услышать в театре, рыгнув во время молчаливой сцены, когда музыка стихает, а Ромео понимает, что Джульетта мертва…
Все так же, согнувшись в три погибели, он поспешно отступил назад, за пределы вонючего облака, и принялся жадно хватать ртом воздух.
- Иди сюда, малышка, поздоровайся с мамой, - услышал он и невольно вскинул взмокшее, бледное лицо.
Лысый поманил пальцем кого-то из толпы, и вскоре несколько пар рук подняли над головами и поставили в кузов телеги небольшую девчонку, лет восьми. Она боязливо заглянула в гроб и тут же горестно разревелась, протягивая к нему руки. Лысик придержал ее, что-то шепча на ухо,а потом отдал обратно в толпу.
Телега тронулась, отчаянно скрипя колесами. Лошадь пыталась брыкаться, но все же шагала вперед, глубоко зарываясь ногами в топкую землю. Селяне двинулись следом, возбужденно гомоня, радостно улыбаясь и похлопывая друг друга по плечам,. Какой-то плюгавый, кривоногий мужичонка, замыкавший шествие, не удержался, сорвал с головы шапку и, бросив ее под ноги, в избытке чувств потоптался на ней, а потом припустил догонять своих.
Макс перекинул ремешок камеры через плечо и зашагал следом, но вдруг опомнился и остановился, оглядываясь. Сердце пропустило пару ударов, а потом он увидел ее. Анка пряталась за толстой елью, чуть поодаль, и очень напоминала кладбищенское привидение. Встретившись с ним взглядом, она затрясла головой.
- Не пойду. Не хочу это видеть, - в голосе ее отчетливо звенели панические ноты, - Поехали домой… пожалуйста…
- Да что с тобой творится?! – воскликнул он, - Что ты, как малолетка? Я же сказал, соберем материал и уедем!
Она молчала.
- Слушай, - Максим глянул в сторону удаляющихся факелов, поскреб затылок, - Ты иди к старикам. Степан должен быть дома. Я, как закончу, заберу тебя, и пойдем за машиной…
Он сглотнул. Откуда-то наползла тоскливая неуверенность… С чего он взял, что машина еще на месте? Степан сказал, вчера надо было… Или это она его заразила своей паникой?
- Я без тебя никуда не пойду! - Стиснув зубы, Анка вышла из-за дерева. Казалось, она идет босиком по битому стеклу, а глаза заняли добрую половину лица.
…
Толпу они нагнали быстро и пристроились в хвосте. Макс решил поберечь заряд батареи и снимать только самое важное. Вскоре вместо чавкающей глины под ногами застучали деревянные настилы и мостки. Они углубились в деревеньку. Несмотря на то, что телега тащилась далеко впереди, Макс время от времени чувствовал долетающие от неё миазмы. Желудок тут же мучительно подводило, на спине выступал ледяной пот, кишки начинали болезненно бурлить. Он только однажды испытал нечто подобное – когда по студенчеству отравился копченой курой из супермаркета, и три дня провел на унитазе. Он покосился на Анку, но её вонь, казалось, совершенно не волновала.
А следом снова вспомнилась машина, запертая в коровнике… Или уже не в коровнике… В голову поплыли туманные намеки Степана. Что все-таки он имел в виду, когда говорил, что шанс уйти был только вчера? Он нашел Анкину холодную руку и ободряюще пожал. Она слабо улыбнулась в ответ.
Через несколько минут процессия остановилась у большого, явно нежилого барака с крошечной пристроенной сбоку избушкой.
Максу пришло в голову, что это какой-то старый клуб или Сельсовет. Гробы внесли через широкие ворота с левого торца, а ручеек «празднующих», толкаясь и напирая, потек в центральную дверь. Ребята сунулись, было за ними, но, едва переступив порог, были остановлены парой плечистых мужланов.
- Приливным нельзя, - сказал один из них, тесня Макса обратно на улицу.
- Может, на будущий год, - бесстрастно произнес второй, выйдя вместе с ними на улицу.
Макс почувствовал себя малолеткой, пытающимся пробиться на сеанс «для взрослых», но в то же время испытал некоторое облегчение. Наличие запретов подразумевает хоть какие-то правила, законы. Он не стал сопротивляться, отойдя вместе с Анкой в сторонку, но внимательно разглядывал помещение поверх плеча «вышибалы».