Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы

Как уже отмечалось выше, люди, у которых немощь некрофилии дарует им иллюзию всемогущества, должны быть духовно и интеллектуально нищими. Такими, наверное, были Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон. Такими, совершенно определенно, были Статин и Гитлер. Они не получили хорошего воспитания, выросли в неинтеллигентной, некультурной среде, получили явно недостаточное образование. У них были довольно суровые отцы, и в целом они были предоставлены самим себе.

Большинство стран пережили в своей истории периоды, когда ими правили не знающие границ своей власти некрофильские личности. Этой судьбы избежали разве только бывшие английские колонии — США, Канада, Новая Зеландия, Австралия, поскольку они начали с буржуазно-демократического строя и не успели взрастить своих домашних извергов. Поэтому можно сказать, что гитлеровская Германия и ленинско-сталинские страны — это откат далеко назад.

Наш отечественный душегуб Иван Грозный был, несомненно, душевнобольным человеком, и это сказывалось на его совершенно диких поступках, особенно совершенных им убийствах. Все это давало В. О. Ключевскому основания считать, что царь был «зверь от природы»[77].

Если, пофантазировав, мысленно представить себе, что тирану-некрофилу оставили все функции кроме одной — возможности убивать, посылать на смерть, нести захватнические войны, — он просто погибнет, ему незачем будет жить, он потеряет смысл жизни. Он не сможет понять, как можно править, не убивая. Иными словами, он не может жить без новой крови. Он не способен иначе быть.

Не случайно державные некрофилы были трусливыми людьми. По воспоминаниям Балабановой, журналистки, с которой Муссолини вместе работал в газете, после окончания рабочего дня, если на улице было темно, он боялся выходить один из здания редакции. Сталин был необыкновенно труслив: его старого товарища С. И. Кавтарадзе вместе с женой арестовали, пытали и приговорили к расстрелу, потом внезапно выпустили. Сталин стал приглашать его на обеды, на одном из которых он неожиданно сказал Кавтарадзе: «И все-таки ты хотел меня убить». Гитлер был храбрый солдат, в Первую мировую войну удостаивался наград за храбрость, но очень боялся микробов, считая, что они все набрасываются на него.

Э. Фромм утверждал, что «Гитлер был трусливым человеком, а поэтому ему всегда нужна была рационализация. Карл Вольф сообщает, что поздним летом 1941 г. Гиммлер присутствовал при массовом расстреле в Минске и был изрядно потрясен. Но он сказал: «Я считаю все-таки, что мы правильно сделали, посмотрев на это». Кто властен над жизнью и смертью, должен знать, как выглядит смерть. В чем состоит работа тех, кто выполняет приказ о расстреле»[78].

Страх у тиранов, как фундаментальное качество их личности, отмечают многие историки. Гай Светоний Транквилл об одном из самых свирепых диктаторов в истории человечества, Калигуле, писал:

«…В нем уживались самые противоположные пороки — непомерная самоуверенность и в то же время опаянный страх. В самом деле: он, столь презиравший самих богов, при малейшем громе и молнии закрывал глаза и закутывал голову, а если гроза была посильней — вскакивал с постели и забивался под кровать. В Сицилии во время своей поездки он жестоко издевался над всеми местными святынями, но из Мессаны вдруг бежал среди ночи, устрашенный дымом и грохотом кратера Этны. Перед варварами он был щедр на угрозы, но когда однажды за Рейном ехал в повозке через узкое ущелье, окруженный густыми рядами солдат, и кто-то промолвил, что появись откуда-нибудь неприятель и будет знатная резня, он тотчас вскочил на коня и стремглав вернулся к мостам…»

В характере римского императора Клавдия, о котором Светоний говорил, что «природная его свирепость и кровожадность обнаруживалась как в большом, так и в малом», древнеримский историк выделял недоверчивость и трусость. Так, на пир он выходил только под большой охраной; навещая больных, всякий раз приказывал заранее обыскать спальню, а ложный слух о каком-то заговоре привел его в такой ужас, что он пытался отречься от власти. Все приходившие к Клавдию подвергались строжайшему обыску.

В. О. Ключевский отмечал, что у Грозного с годами развилась способность «преувеличивать опасность, образовалось то, что мы называем страхом с великими глазами. Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставляло его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным ожиданием»[79]. Иными словами, он был тревожным, мнительным и трусливым человеком, идеально вписываясь в тип некрофильского владыки.