— Будь любезен. Но
— Ты можешь прийти ко мне сегодня вечером?
— Конечно.
Хотя я уже и не был так взволнован данной перспективой, как вы могли подумать. В моей голове все больше крепли подозрения по поводу мотивации Кэти. И, я должен признать, меня немного расстроило, как быстро она захотела вернуть в свой офис кресло Джеромы.
Понизив голос, хотя мы были одни, она сказала:
— Я не думаю, что ты написал еще хоть один… — ее блестящие губы сформировали слово
— Я даже не думал об этом.
Это была бесстыдная ложь. Написать некролог было первое, о чем я подумал утром, и последнее, о чем я подумал перед сном. Слова так и рвались из меня. И чувства, которые сопутствовали этому: шар боулинга, катящийся по дорожке, двадцатифутовый снаряд, летящий прямо в кегли, острое копье, попадающее прямо туда, куда целишься. Точно в яблочко.
— А ты вообще что-нибудь писал? Почему я не видела ни одной твоей рецензии?
— Да, я сам ничего не написал, — сказал я. Я помогал писать другим. И это тоже работа, не так ли? Ранее я никогда не занимался редактированием. Этим должна заниматься ты, Кэти.
На этот раз она не протестовала.
Позже, в тот день, я выглянул из своего заднего ряда, где предпринимал попытку (неудачную) написать рецензию на какой-то музыкальный диск, и увидел ее в офисе, склоненную над ноутбуком. Ее губы шевелились, и я сначала подумал, что она, должно быть, общается с кем-то по телефону, но телефона я не заметил. Меня пронзила мысль — такая жуткая, что я вздрогнул — а не нашла ли она остатки заначки эвкалиптовых леденцов в верхнем ящике, и не сосет ли один из них.
Я прибыл в ее квартиру около семи, принеся сумку с едой из китайского магазинчика
Кэти поцеловала меня в щеку.
— Я пригласила Пенни присоединиться к нам.
Это было очевидно, но я сказал,
— Привет, Пен.
— Привет, Майк.
Писклявым мышиным голосом и не глядя в глаза, но она все-таки предприняла попытку превратить свою улыбку в нечто чуть менее жуткое.
Я снова посмотрел на Кэти. И поднял брови.
— Я обещала, что никому не скажу о том, что ты можешь делать… — сказала Кэти. — … Но не удержалась.
— Я догадывался, что так и будет.
Я положил сумку с едой на журнальный столик. Я не чувствовал голода, и не ожидал какого-либо
— Ты расскажешь мне, что происходит, прежде чем я обвиню тебя в клятвопреступлении и торжественно удалюсь?
— Не делай этого. Пожалуйста. Просто послушай. Пенни работает в
— Да, — сказала Пенни своим писклявым мышиным голосом. Она смотрела на свои руки, сцепленные на коленях так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Группе
— И чем же там занимаются? — хотя спрашивать уже не было необходимости. Иногда, когда все части собираются в целое, ты реально слышишь щелчок.
— Поддержкой жертв изнасилований, — сказала Кэти. — Я никогда не видела своего насильника, но Пенни видела его. Не так ли, Пен?
— Да. Много раз. — Сейчас Пенни смотрела на меня, и ее голос крепчал с каждым словом. В конце фразы, она почти кричала, и слезы катились по ее щекам. — Это был мой дядя. Мне было девять лет. Моей сестре — одиннадцать. Он изнасиловал ее тоже. Кэти говорит, что ты можешь убивать людей с помощью некрологов. Я хочу, чтобы ты написал его.
Я не собираюсь пересказывать всю историю, которую она рассказала мне, сидя на диване, держа в одной руке руку Кэти, а во второй — салфетки «Клинекс». Если только вы не жили в одном из семи мест в этой стране, куда не добрались средства массовой информации, вы слышали её раньше. Все, что вам нужно знать, это то, что родители Пенни погибли в автокатастрофе, и она с сестрой были увезены дядей Амосом и тетей Клавдией. Тетя Клавдия отказывалась слышать любой негатив, сказанный о ее муже. Ну а остальное вам должно быть понятно.