Некромаги

— Потом. Ева, на полу у кровати вода, бутылки с дозатором. Поставил так, что дотянешься. Я уеду сейчас, если не смогу вернуться днем, пришлю Троицу или Вилли. Не думай, что бросили, потом информацией обменяемся. Лечись.

— Договорились… нет, стой! Дай что шепну, пока не убежал.

Нольд в первую секунду шагнул на автомате, а во вторую секунду сообразил, что просьба дурацкая. И было забавно увидеть, как на лице отразилось воспоминание о такой же уловке старой Ханы. Некромагка заманила его для благодарного поцелуя поближе.

— Я не кусаюсь.

— Врешь. У меня на руке до сих пор след от зубов.

Подошел вплотную и наклонился. Мне было больно, но все равно хорошо и счастливо, и даже сонм пережитых смертей поблек. Захотелось дурашливо, даже по-детски, чмокнуть в щеку и сказать свое искреннее «спасибо». А Нольд, приблизив лицо, щекой не подставился… он тронул меня за шею и поцеловал в губы. Прижался плотно и горячо, с вдохом откровенного удовольствия.

— Говори, если на самом деле хотела что-то сказать.

Секунды немого молчания, и Нольд просто выпрямился и просто ушел, как собирался, оставив одну.

* * *

С организмом что-то творилось… по всем законам некромагии, из жизни, а не из брошюр Инквиза, я знала с какой скоростью залечивались легкие и тяжелые раны, сколько нужно дней на сращивание костей до полной прочности. А тут вдруг что-то не то. Не так. Я захлебывалась эндорфином, обезболивающим наркотиком, и огонь регенерата воспринимала как внутренний шторм. Вулканический, испепеляющий, но ничуть не мучительный. Он был сильнее в два, в три раза, и я могла сравнить — пережив прежде схожие травмы.

Я много пила. Вливала в себя почти без остановки литров пять за пять часов до утра, чувствуя, как мало потею и как киплю. А с рассветом отключилась. В какой-то момент, взглянув в сумеречно-розовое окно, выдохнула и закрыла глаза, провалившись в сон.

— Никуда ты ее не перевезешь, даже через два дня. Она останется…

— Ты рехнулся?

— Рехнулся!

Тишина. Разговор снизил громкость и из коридора слов стало не различить. Ян и Нольд старались, а злость с обоих сторон перевешивала необходимость осторожности. Сцепились в споре в квартире, а не на улице и не в машине.

— Ноль, я понимаю…

— Нет, и никогда не поймешь! Твоя ущербность лучший подарок — жить как человек!

— Гад же ты… сделаю вид, что не слышал. — Тихое почти рычание, несколько слов в полтона. И различила: — …себя жалко, а ее нет?

— Я не смогу жить, Ян, если не попытаюсь…

Даже сквозь двери, сквозь толщу воздуха, почувствовала, сколько в выдохе было усталости и отчаянья. Не звонкого, с надрывом, а глухого и с самого дна. Ян притих так, словно в квартире все вымерло.

Меня остро кольнуло тревогой, и я не выдержала:

— Кто-нибудь! Есть кто-нибудь?

После короткого стука в дверь, створка приоткрылась, и Ян заглянул:

— Доброе утро. Что, в туалет приперло?

— Ну нет, ты и так видел слишком много… я проверяла — есть кто или одна?

— Воды, еды?

— Новостей.

— Нет новостей. Спину почесать, а то затекла как прикованная мумия, наверное? Кстати, я тебе подарки привез.

Засмеялась и скривилась. Ян такой измученный и вымотанный, а нашел для меня улыбку. Несносный северянин тоже добрался до сердца, пусть и с чувством братской любви, и я по всем его жестам и голосу чувствовала пережитую за меня тревогу.

Ян оглянулся на коридор и зашел, закрыв дверь. У него на самом деле в руках был пакет с чем-то.

— Одежда?

— Нет, развлечение. — На тумбочку легли четыре книги, кубик-рубика и пластиковая плоская коробочка «Пятнашки». — У Нуля ничего нет, а тебе лежать долго. Не в потолок же смотреть.

— Спасибо. Ян…

— Что?

— Оставь меня Нольду. Мы разберемся сами.

Он помрачнел и даже посерел как туча, утратив совсем северную бледность. С сомнением свел светлые брови и спросил, вложив в интонацию больше смысла, чем в сами слова:

— Понимаешь, что говоришь?

— Понимаю.

Ян бросил взгляд на мои ноги под простынью, зло шевельнул челюстью, но потом, когда снова посмотрел в глаза, успокоился.

— Моя совесть чиста, я тебя честно предупредил. Выздоравливай.

Хмыкнул и вышел, оставив дверь открытой. А из коридора секунду спустя послышалось:

— Все, я поехал отсыпаться, иначе свалюсь. Удачи, Ноль!

* * *

К концу выходных Нольд принес все:

— Новый телефон, новая сумка, запасная сигаретница, бумаги для практики — два дня ты якобы проведешь в клинике на особой практике, отчет почитаешь. Одежда тоже тут — Вилли километры намотал по магазинам, но нашел дубликаты тех же туфель и костюма. Будем надеяться, что первая сигаретница утонула в ручье. Данные стерты, но сам факт существования устройства… ладно. Внутри коробочки лежала кость — сейчас она у Троицы на анализе. Если Валери хоть как-то донесли о всех найденных вещах на месте аварии, то подстраховали, как видишь, на практике появишься в чем обычно.

— Кость, говоришь. Значит, мы угадали с мощами Морса. А почему коробка дрожала?

— Что?

— Ощутимый такой зуммер был, как сигнал нагрева в той же сигаретнице — рукой можно почувствовать.

Нольд задумался, потом сказал: