Некромант. Новелла о непутёвой ученице

Бок, который я отлежал, гудел не меньше, чем от удара дубиной, отчего я вздохнул и осторожно убрал девичью руку, а затем и ногу. Сопящая Мира даже не шевельнулась, а вот северянка что-то неразборчиво пробормотала и попыталась ухватиться за мою подсохшую тунику, но потом вдруг отдёрнула пальцы и замерла. Видимо, проснулась, но не захотела подавать виду.

Рядом что-то бормотал пират. Из всех слов можно было разобрать только витиеватую брань. Я встал и огляделся. Закончив с не то грабежом севшего на скалы судна, не то спасения ценного для нас имущества с того же кораблика, мы расположились в густых зарослях тростника-арундо, что тянулся вверх на два человеческих роста и нависал над нами, щеголяя бурыми метёлками. Из-за тростника не было видно побережья, настолько он густой. Рядом на камне сидел Брой и строгал ножом небольшой колышек.

— К кораблю недавно кто-то приходил, — пробурчал он, поглядывая на меня исподлобья.

Под ногами пирата уже образовалась небольшая горка стружки.

— Кто?

— Не разглядел. Их было трое. Либо местные в поисках чем поживиться, либо кто-то из матросов купца.

Я поглядел сперва на нож в руках морского разбойника, а потом на шесть мертвецов, лежащих на земле так, словно это сельдь, которую рыбаки высыпали из корзины на причал. Мира так и не смогла завладеть ими, и пришлось мне с Бро́ем всю оставшуюся ночь таскать тяжеленные тела с борта, заставив северянку смотреть в море в поисках атаковавшей нас биремы, и та проторчала, дрожа от холода, на большом, стоящем у самой воды камне до самого рассвета, за что пират обозвал её белым сусликом.

Помимо трупов с разбитого судна мы притащили, надрывая пуп, бочонок с кислым вином, мешок промокшей в морской воде солонины, несколько одеял, запасные туники, сандалии, столовые приборы, топор, лопату, два мотка верёвки, два гладиуса и несколько ножей. А вот огниво так и не нашли. Хлеб же, хоть и раздобыли, не стали тащить по воде, он бы всё одно размок и стал непригоден.

Ноги и руки гудели нещадно, и хотелось просто лечь и смотреть в небо не меньше трёх дней подряд, но такой роскоши у нас не имелось. Я подошёл к Мире и начал её тормошить за плечо.

— Вставай, великая некри́да. Пора приниматься за рабочие будни члена гильдии.

— Папа, я не хочу в гимназию, — пробормотала девчурка, не открывая глаз.

— Вставай, племяшка, — с горькой усмешкой продолжил я. — Если ты не выучишь этот урок, до следующего утра можешь не дожить.

Растрёпанная Мираэль сонно потянулась, открыла глаза и обвела взглядом тростник, мертвецов и пирата.

— Темня́тство, — буркнула она, а потом села и так замерла безвольной куклой, снова закрыв глаза. — Пусть это будет сон, — пролепетала она. — А что у нас на завтрак?

— Морское дерьмо, — пробасил вместо меня пират.

— Таколя, — произнёс я и хлопнул ладонью по плечу девушки, которая тут же села и начала водить пальцами по нечёсаным рыжим волосам.

— Хорошие чашки, мастер, — протянул Брой, отложив в сторону нож и потянувшись к разложенным на куске ткани вещам, которые мы положили сохнуть. — Можно оставлю потом себе?

Я глянул на глубокие чаши-кратеры для вина или мясной похлёбки, сделанные из серебра и принадлежавшие, видимо, сенатору, и усмехнулся. Пират всегда останется пиратом.

— А почему вино? — подала голос Мира, когда Брой разлил содержимое бочонка по чашам. Она принюхалась к желтоватой жидкости, а потом отхлебнула и скривилась. — А что оно такое кислое? Гадость.

— Это из запасов для матросов, — пояснил я. — Вино, в отличие от воды, не протухает и не даст заболеть желудочной хворью, от которой все кусты будут загажены. К тому же оно некрепкое. Так что, пей.

На этом споры закончились. Погрызли лишь слегка отличавшуюся от дерева солонину, которую запили, откровенно говоря, дерьмовым вином. Я поклялся, что как только выберемся с этого острова, прикажу подать на стол нежнейшую свинину в сливках и к нему изысканное Сацото́йское с нотками цветочных ароматов, чтоб забыть вкус этой гадости.

Вскоре Мира и Таколя слегка охмелели. Особенно это было заметно по северянке, которая покраснела лицом и ушами, словно варёная креветка. Грызли солонину в полнейшем молчании, но я иногда ловил взгляды пирата, обращённые на мою племянницу. Он тогда застывал с куском мяса в руках, глядя на две сочные и упругие выпуклости Миры с виднеющимися под тонкой тканью туники сосками. Потом пират вздыхал и переводил взгляд на плоскую Таколю, которая в такие моменты давилась едой и пыталась спрятаться за меня. Мира же делала вид, что совершенно не замечала столь пристального внимания к себе, лишь один раз буркнула, мол, сейчас пальцы вместо мяса грызть начнёт.

— Всё, — в конце этого долгого и скудного завтрака произнёс я, потянувшись к куче имущества и взяв оттуда перевязь с гладиусом. — Пора приниматься за работу. Брой, доделай колья для нежити. Таколя, сплети из тростника простейшую корзину. А с тобой, Мира, мы будем разбираться в нитях управления.

— Дядя, а тот ритуал снова проводить не нужно будет? — жалобно спросила племяшка, а потом подхватила небольшой кусочек мяса, отправив в рот.