Эхо вернулось не сразу, и пришлось ждать почти двести ударов сердца, когда высветятся размытые кляксы живых людей. Помимо уже виденных
обнаружились ещё люди во всех целых зданиях, но сколько их там, я различить не смог, ибо они сливались в единую туманную дымку. Не смог я увидеть и тех, что находились на той стороне деревни, ибо было слишком далеко. Зато проявились туманные силуэты нескольких дозорных, спрятавшихся на деревьях в двух стадиях от нас.
— Вон там, и вон там, — прошептал я, показав пальцем направление. — Они перекрывают путь, поэтому мы не сунемся ближе.
— Жаль, — пробурчал Брой, немного приподняв голову.
— Пригнись, — быстро произнёс я, когда из дома старейшины выбежал высокий, хорошо сложенный светловолосый воин, одетый в одну лишь белую тунику, перевязь с ножнами и мечом он держал в руках, словно его что-то встревожило, и он не успел их накинуть.
Он встал перед дверью и начал озираться по сторонам.
— Боги, — прошептал я, — он нас почуял.
— Гляди, — прошептал Брой и указал пальцем.
Воин положил руки на пояс и зло сплюнул под ноги, всё ещё вглядываясь в окружающие деревушку рощицы, а потом его окликнули, и вскоре из зарослей с противоположной стороны селения вышел отряд из четырёх человек, все при коротких кривых мечах, которые они называли мессерами, а также с луками в налучах и колчанами, полными стрел. Один из солдат держал на привязи двух волкодавов, а ещё один вёл пленника. Подойдя к своему предводителю, дозорные поклонились, и даже псы поджали хвосты.
Я не слышал слов, но было видно, как мечник быстро приблизился к связанному мужчине и сразу же ударил его кулаком в лицо. Пленник пошатнулся, а воин схватил его за волосы и начал что-то орать. До нас долетали лишь неразборчивые обрывки слов, но и без того было понятно, как бесится предводитель. Наверное, не услышав, чего хотел, воин пнул пленного коленом в живот, а когда тот согнулся, повторил удар, но уже в лицо. Человек упал на землю, держась руками за живот, а потом попытался сесть на колени, но тут же удостоился ещё одного удара в лицо, который опрокинул его на спину.
— Бешеная зверюга, — прошептал Брой, а я молча кивнул, соглашаясь со словами пирата.
Высокий воин плюнул на землю и что-то прокричал на своём языке, и из дома выбежал оруженосец, протянув своему господину пояс и тонкий серебряный обруч. Рыцарь Белого Пламени, а это был именно он, надел обруч на голову, застегнул пояс, поправил полы туники, а потом небрежно показал на пленного. В следующий миг дозорный спустил с поводка собак. Волкодавы накинулись на человека. До нас донёсся протяжный, полный боли и отчаяния вопль, когда псы начали рвать обречённого на куски, словно зайца.
Все, кто был в этот миг на виду, обернулись на вопли, а потом постарались скрыться из поля зрения своего господина. Иные даже заходили за остов домов, лишь бы не попасть под горячую руку.
Псы ещё терзали свою жертву, а рыцарь начал орать на дозорных и размахивать руками, показывая на лес. Солдаты кланялись в ответ.
— Про девчонку какую-то кричит, — прошептал Брой.
— Костлявый тоже говорил о девчонке, — согласился я.
— Что за девка?
— Хотел бы я знать. Уходим. Это рыцарь ордена. Странно, что он без герба.
— Что бы это нам дало? — тихо спросил пират, отползая назад.
— Всего орденов пять, по числу царств, образовавших когда-то империю Нальта. Самый сильный из орденов Белого Пламени — Тевтоника. И самые опасные противники именно из их числа.
Мы отползли от своего места, и прежде чем встать в полный рост, ещё долго крались пригнувшись от куста к кусту. Обратный путь одолевали быстрым шагом. Даже побледневший и хватающий ртом воздух Брой держался до последнего. Я же умудрился сильно оцарапать плечо о заросли колючего кустарника, и, пытаясь унять боль, не сразу услышал тихий плач, доносящийся со стороны нашей стоянки. — Боги, помилуйте, — прошептал я и бросился вперёд.
Воображение уже рисовало растерзанный и изнасилованный труп племяшки, и от этого сердце начало биться в груди, словно молот, гоня меня всё быстрее и быстрее.
На поляну я даже не выбежал, а вылетел. А вылетев, замер. Мираэль лежала на камнях, свернувшись калачиком, и тонкий ручеёк, протекающий под ней, был окрашен красным. Над племяшкой на коленях сидела Таколя, тихо скулила, растирая слёзы и сопли по лицу, и толкала девушку.
— Гашпожа, вштаньте. Гашпажа, пажалушта.
Рядом с ними стояла молодая женщина в серой окровавленной тунике и ошейнике рабыни. Женщина глядела перед собой ничего не выражающим взглядом, а к её ноге испуганно жался мальчонка лет четырёх. Он таращился на нас, как на опасных зверей, часто моргая и надув дрожащие губы.
— Что случилось? — выкрикнул я, упав на камни рядом с неподвижной племяшкой, и приложил руку к шее.
Сонная жилка билась, но очень слабо, словно девушка решала, в каком мире ей быть.
— Гашпадин, — захлёбываясь плачем, начала Таколя. — Я ждать… а она там… а потом они… а потом это…
Я осторожно подхватил безвольное тельце и сунул руку под одежду, призывая заклятие лекарей. Пальцы скользили по коже, ища раны, но не находили.