Некромант-самоучка, или Смертельная оказия

Я кисло улыбнулась, наблюдая за сгущающимися сумерками, и вздохнула. Стержень есть, но сдвинуться ему позволила, видимо я сама. Неприятность со списками игроков, затянувшееся ожидание встречи с рыжим Дао-дво лишили меня сна, не помог даже побочный эффект успокоительного. Мне опять до боли в сердце захотелось в надежные объятия отца или хотя бы прижать к груди навеки утерянного Гирби. Но ни первого, ни второго здесь нет, есть только тепло июньского вечера, темный горизонт, скамейка, деревья за спиной, стрекот кузнечиков, я и маленький ухоженный щенок с блестящим взглядом и явно дорогим ошейником…

— Вот так чудо!

Малыш тряхнул головой, так что ушки хлопнули его по мордашке, а затем переступил крохотными лапками и звонко тявкнул.

— Какой хорошенький! — я подалась вперед, не зная, убежит он от меня или останется.

— Иди ко мне, лапочка, не бойся.

Он и не боялся, и не спешил, выпятил грудку, вздернул мордочку и едва сделал важный шаг ко мне, как из-под ближайшего куста прямиком к моим ногам выкатился серый мохнатый комок. Котенок крошечный совсем, худой и облезлый, с закрытыми глазками и звонким голоском, такой маленький, такой несчастненький. Но не успела я протянуть к нему руку, как щенок начавший пронзительно тявкать на «пришельца», зарычал. Вначале тихо, а затем пронзительно звонко.

— Фу-у! Плохой!

Я едва успела подобрать малыша, когда это откормленное, эгоистичное и явно уже кому-то принадлежащее животное кинулось к несчастному зверьку.

— А ну кыш! Маленькая злобная пакость. Иди отсюда к хозяину! — Он еще потявкал на котенка, затем фыркнул, с презрением глядя на меня, и удалился с важным видом. Вот это характерец, и кто такого терпит…

— Никогда больше не буду спорить о клинках с оборотнем! — воскликнул возница, он наконец-то выскользнул из лавки и оглянулся, разыскивая меня.

— Намина!

— Я здесь.

— Простите. Думал, что уже потерял вас. Простите, Бога ради… — произнес он, стремительно подходя, и неожиданно остановился. Остолбенел и, забыв о нашей условности, ошеломленно произнес: — Госпо…?!

— Ульс, мы же договорились, — напомнила я.

— Да, но… — и он перевел взгляд с котенка, на меня и обратно.

— Мя-я-я, — возмутился пушистик и зашипел, распахнув светло-зеленые глазищи.

— Да, простите! — мой сопровождающий изменился в лице, тряхнул головой и уже непривычно учтивым тоном предложил: — Пойдемте, нам давно пора отправляться.

Мы загрузились в карету, где я со всеми удобствами, а главное безопасно расположила котенка — на своей груди, и шарфом перевязала, чтобы не упал во время бешенной поездки. Но зря… Крылатые больше в галоп не срывались и расплющить меня о стены кареты не пытались. Стартовали мягко и уже через тридцать секунд неслись по небу, плавно лавируя среди таких же карет высокородного многоликого общества.

— А ты везучий, — прошептала я, уложив кроху на сиденье возле себя. Вспомнила, что в сумке есть пара бутербродов и предложила их крохе странного окраса. В сумерках я цвета его шерстки не рассмотрела, да я и сейчас в сиянии магических светильников не могла бы точно сказать какой он, разве что привереда. От угощения из таверны отказался, а вот от моего общества нет. Лез на руки, как не откладывай, а стоило мне перестать его поглаживать, начинал сердито фыркать. Смешной.

*** Сны, его сны опять изменились, доводя до отчаяния, иступленной ярости и немоты от необратимости событий. Раньше в них приходили красотки, жаждавшие его внимания.

Манящие глаза, нежные губы, полная грудь и аппетитная попка, как пикантный штрих к изящным рукам, длинным ногам и способности изгибаться под метаморфом в самых страстных позах. Чего бы он ни добивался в реальности, к чему бы ни стремился, стоило закрыть глаза, и за все его подвиги расплачивалась какая-нибудь малышка. Позже девушки перестали являться только во снах и стали вполне реальными и земными расхитительницами его порывов, внимания и времени. Затем появилась Амидд, коей удалось завладеть им всецело ровно до тех пор, пока не случился перелом. Тот самый день авантюрного самоуправства, вслед за которым в жизнь многоликого вломилась Сумеречная. И надо отдать проклятой должное, у девчонки получилось затмить всех его бывших и, как показывает практика, будущих. Сероглазое веснушчатое безобразие с выразительным взглядом и веселым голосом, вопрошающим: «Ну, как сегодня убивать тебя будем?» являлось к нему до сих пор. И не смотря на «давность» происшествия, оно затмевало даже последнее обрушение надежд метаморфа под весом фразы: «Хозь-зяин, это ты».