Некромант. Такая работа

Есть люди, которые думают, что попасть в дурную компанию — это связаться с хулиганами. Но это и вполовину не так страшно, как дружить с обитателем Гемаланг Танах. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Максим с Вороном тайком виделся. Умный парень. Может быть, слишком умный для того, чтобы жить нормальной жизнью и не закончиться в раннем подростковом возрасте, ровно после того, как у тебя возникает уйма дурацких вопросов об устройстве мира. Вопросов, на которые тебе никто не хочет отвечать. Например, почему зло на самом деле сильнее добра? Или — почему люди умирают? Или — где хранится душа? А у кошек? И почему Надя любит не меня, а Петьку?

У этого мальчика был специальный парень, готовый быть с ним и давать ответы на эти вопросы — такие, какие сам считал верными. И мальчик звал этого парня папой.

Максим.

Вот как его зовут. Не знаю, как я это умудрился вспомнить, Марину он все еще не видел — она лежала, скрытая от него свежим могильным холмиком. Когда обожженный человек затихает, это может значить, что дело уже обернулось очень плохо. Но я бы узнал, если бы она умерла. Я сейчас был как айсберг, у которого только десять процентов объема выступает над поверхностью воды. Всего десять процентов меня были мной — гребаным некромантом, специалистом по розыску пропавших мужей и собачек, бывшим мужем Вероники, внутри которого текла порченая мертвая кровь. Остальные девяносто были опустевшей могильной землей и мертвыми людьми, вызванными Ником из этой земли. И другими мертвыми, до которых он не смог достучаться.

Если бы вы спросили меня, чего мне больше всего хотелось в этот момент, я бы ответил — закончить то, что он начал. Поднять остальных, воспользовавшись той силой, которая текла из Ворона во все стороны. Это было как камень, который кто-то столкнул с вершины горы — а тут откуда ни возьмись возник я и давай пытаться его обратно закатить. Ну ладно, хотя бы удержать, чтобы он не расплющил к чертям деревню у ее подножия. Я держал его, точно зная, что создан для того, чтобы сталкивать камни вниз. Так что, пожалуйста, не спрашивайте.

— Па-ап? Ты что тут делаешь? — Мальчик сделал коротенький шаг вперед. Его нога провалилась в снег по колено. Хруст ломающейся ледяной корочки показался мне слишком громким.

Черт. Он и был громким. Во всяком случае, достаточно, чтобы привлечь внимание сумасшедшей веселящейся твари, некоторое время назад бывшей Вороном.

— Человечек, — сказало пламя. — Ах-ха! Вот теперь, дружок, ты меня выпустишь.

— Опять бесишься? — с обидой сказал Максим. — Ты же обещал никогда этого больше не делать.

Он прислонился к ограде и стащил с ноги красный резиновый сапожок, чтобы вытрясти набившийся в него снег. Маленький беззаботный аккуратист. Расстроенный. Чуть испуганный. Потерявший маму. Но совершенно уверенный — раз тот, кого он называет папой, тут, все закончится хорошо. Не может не закончиться.

На что он рассчитывал?

А на что вообще рассчитывают дети, кидающиеся к пьяным до потери памяти родителям в надежде остановить их? К родителям, обдолбавшимся какой-нибудь дрянью? К родителям, впавшим в гнев или истерику, брызжущим слюнями и не соображающим, что они делают? Может быть, на то, что их достаточно любят, чтобы узнать в любом состоянии и перестать делать плохое.

— Максим, — позвал я. — Подойди сюда.

— А вы кто?

Сложный вопрос. Я был мужик с окровавленной мордой и руками, который не давал его волшебному другу выбраться с Котляковского кладбища и убить всех, до кого он сможет дотянуться. Не совсем тот образ, который сразу вызывает доверие у детей.

— Я Кирилл, — сказал я. — Твоя мама наняла меня, чтобы отыскать твоего отца.

Ник, до того спокойно лежавший под сиреневым кустом, поднял голову и уставился на меня прозрачным, равнодушным взглядом. Помедлил. Перевел взгляд на мальчика. Оперся на руки и неловко встал. Его пальто было пропитано кровью и весь он, сколько его вообще осталось в этом мире, был мой. Это я должен был говорить ему, что делать. Он не мог ничего решить сам.

И вот тут меня догнало. Впервые за весь этот поганый вечерок мне стало по-настоящему страшно. Я вдохнул, выдохнул и медленно, чтобы не напугать, пошел к дорожке, возле которой стоял шестилетний мальчик, все еще верящий, что мир — это хорошее место.

— Это мертвецы? — спросил Максим.

Я кивнул. Не было смысла ему врать, раз он во всем сам разобрался, но в истерику почему-то впадать не спешил.

— Вы некромант?

Я кивнул еще раз.

— Папа сказал мне, чтобы я опасался некромантов.

Ну да, дорогая Красная Шапочка, никогда не разговаривай с Серым Волком в темном лесу, иначе капец твоей бабушке.

— Правильно сказал, — согласился я. Похоже, в нормальном состоянии Ворон был очень адекватным парнем. Запомню на будущее.

— Вы не злой колдун.

— Почему ты так решил?

— Я вижу. Злые не так себя ведут.

— А как? Говорят: «Муа-ха-ха»?

— Нет, конечно. Дураки они, что ли? Они вот так вот улыбаются. — Максим скорчил довольно противную рожу. — И говорят: «Мальчик, у меня для тебя что-то есть».

— С чего ты это взял? — Я почувствовал, как холодок проскользнул у меня по спине.