Некромант. Такая работа

Я не пытался бороться с волнами, набрасывающимися на меня. Глупо сражаться с океаном. Гораздо проще воспользоваться его силой в собственных целях, позволив разъяренной воде вынести тебя на глубину. Там, где волны перестают заворачиваться, они уже не опасны. Если пронырнуть ту зону, где самая болтанка, ты доберешься до нужного места в хорошей форме, твердом уме и здравой памяти.

Но если бы я мог остановиться, я бы это сделал.

Честное слово, сделал бы.

Куда чище, проще и честнее убивать монстров пулями и заточенными железками, чем вскрывая их изнутри эмоциями, на переваривание которых они не рассчитаны.

У силы, вытекающей из меня, как вода, было свое мнение на этот счет. У нее всегда есть свое мнение. В тот момент, когда ощущение жгучей несправедливости, когда острое понимание — мне недодали того, что обязаны были дать, — сделалось наконец невыносимым, сила прорвала тонкую пленочку моего рассудка.

Неужели я не заслуживал нормальной жизни, спокойной работы и женщины, которая была бы мне верна? Женщины, которая была бы за меня в любом конфликте? Кого-то, кто не шлялся бы по клубам в надежде подцепить годный член при толстом бумажнике только потому, что я оказался недостаточно хорош?

Нет.

Ответ крылся в вопросе. Я получил бы все это, если бы оказался достоин. Вот только грязным уродам, не способным вписать себя в чистенький менеджерский костюмчик и заработать на приличную жизнь для любимой, никогда не достается принцесса. И тот, кто родился монстром, ничего хорошего не заслуживает.

Я уже получил всю ту справедливость, которая мне причиталась. То, что она мне не нравилась, еще не делало ее чем-то другим. Я сам был виноват во всем, что происходило в моей жизни. Только я — и никто больше.

В принципе так можно сказать о ком угодно. И это будет правдой. Только вот вряд ли кто угодно мог похвастаться таким набором поступков, которых следовало стыдиться, какой был у меня.

Мне было десять, когда я впервые поднял зомби. И почти одиннадцать, когда я сделал это снова, уже прекрасно понимая, чем чревато для человека затаскивание обратно в его мертвое тело. У меня не было особых причин поступать так. Я имею в виду, что эти люди не были плохими при жизни. Им просто не повезло подвернуться под руку неумному и обозленному на весь мир пацану, которому приспичило поэкспериментировать.

Я знаю, что этому нет оправдания.

Но теперь я мог поделиться ощущением собственной мерзости с другими монстрами. Может быть, даже более опасными, чем я.

Может быть.

Во всяком случае, меня здорово грело это предположение. Мне очень хотелось думать, что и от меня бывает серьезная польза.

Они просто остановились. Полтора десятка четха, старых и молодых, в рванине и относительно приличных, только очень грязных, шмотках — все они замерли там, где застала их волна, рожденная внутри меня. Как будто кто-то поднял небольшое кладбище и не стал отдавать мертвецам никакого приказа. Их глаза были наполнены густой сладкой тьмой. Ни зрачков, ни белков — антрацитовые озера такой глубины, что можно было годами погружаться в них и все же не достичь дна.

Они просто стояли и смотрели на меня, не зная, что им теперь делать.

— Умрите, — шепнул я.

И они умерли.

Кажется, я тоже, но это уже не имело никакого значения.

— Кир, очнись! — Лиза трясла меня, как погремушку.

Это было больно. Так больно, как бывает только живым: в костях и связках, в мышцах и коже, а не где-то там, в душе. Следовательно, я был жив.

Передать не могу, как меня это обрадовало.

У меня вся морда была в крови, и нижнюю губу саднило. Босс протянул мне квадратный кусок белой тряпки. Мне понадобилась целая минута, чтобы распознать в тряпке носовой платок. Кивать я не рискнул. Просто взял платок и прижал к лицу. Кровь паршиво отстирывается, особенно с хлопка, но платок — не та вещь, которую сложно заменить новой.

Голова гудела и кружилась. В проходе между складами и дальше, почти до самого забора снег превратился в вонючее болото. Можно было вызывать команду по откачке дерьма или мусорщиков, чтобы привести территорию в человеческий вид, но нас это больше не касалось.

— Все чисто, — сказала Лиза. — Я их больше не чувствую.

Макс покачал головой:

— Я буду в этом уверен только тогда, когда мы обойдем здесь все. Не хотелось бы мне сюда возвращаться еще через неделю, если окажется, что мы упустили кого-то.

— Хорошо, разделимся и прочешем территорию, — кивнула Лиза. — Если учуете тварь — орите сразу. Нам не за геройство платят, а за результат.

Босс даже не поморщился. У него вообще на лице написано было такое спокойствие, словно он только что вернулся с трехмесячных курсов бодхисатв какого-нибудь тибетского монастыря. Только бодхисатвы обычно улыбаются, и вообще при взгляде на них сразу понятно — эти чуваки любят весь мир.

А Босс просто был не здесь. Не знаю, куда его занесло там, внутри его головы, но он точно не слишком хорошо понимал, что вокруг него происходит.

Мы двинулись обследовать территорию, а Лиза осталась с ним. Потому что грех это — оставлять без присмотра человека, который не умеет себя защитить.