Некромантия по Фрейду

В двенадцать лет она взяла на себя дом. Готовила, убирала, носила воду и дрова, топила печь… Мать просто улыбалась.

– Ах, какая помощница растёт, – говорила она, – вот настанет лето, поедем на море. Только отец вернётся…

Айрис понимала, что отец не вернётся, но вскоре перестала поправлять мать. Скоро так скоро. А ближе к весне девочка заболела.

Сначала простудилась. Но, поскольку дом всё ещё оставался на ней, лечиться не стала – некогда же. И продолжила бегать за водой к речке.

Айрис слегла на пятый день. И это наконец заставило маму прийти в себя. Теперь уже она ухаживала за дочерью. Готовила бульоны, подолгу сидела у кровати. И всё обещала, что вот поправится Айрис – и они всей семьёй поедут на море. Уже скоро. Нужно только дождаться лета.

Лета Айрис не дождалась. Лекаря в тот момент в деревне не было – старый погиб в день того самого нашествия нежити, а нового прислать ещё не успели. Айрис же становилось всё хуже с каждым днём.

Она не помнила свои последние дни. Просто однажды проснулась в совершенно пустом промёрзшем доме. Мамы не было. Никого не было. Только Айрис и её же собственное тело, лежавшее на кровати.

Первым желанием было выбежать на улицу. Но этого сделать не удалось: дальше порога её не пускало.

Шок. Неверие. Бессилие. И злость. Это лишь часть того, что испытывала девочка. От её эмоций становилось не по себе даже тем, кто жил по соседству. Неудивительно, что никто не решился зайти к ней в дом. Я оказалась первой, кто пересёк этот порог за десять лет.

– Сильнее всего меня злило то, что моря я так и не увидела, – поделилась девочка. – Ведь за пару месяцев до этого всё было прекрасно. Отцу удалось накопить денег, и он обещал…

Она всхлипнула, а я поджала губы. Вот что можно сказать в подобной ситуации? Как утешить?

– Думаю, тебе было очень больно переживать гибель отца, – вздохнула я. – Ты осталась совсем без поддержки. И то, что твоя мама возложила заботу о себе на твои хрупкие плечи… Представляю, как сложно тебе было с этим справляться.

Девочка уставилась на меня исподлобья. А потом подтянула к себе полупрозрачные коленки и уткнулась в них лбом.

– И вместо благодарности тебя оставили совсем одну… – Я покачала головой, наблюдая, как очертания девочки переливаются всеми цветами радуги. Сложно представить, сколько эмоций она сейчас испытывала.

– Я просто не понимаю, – сдавленно проговорила она. – Зачем она всё время повторяла про море? Для чего? Неужели не думала, что я захочу его увидеть? Я ведь очень хочу. До сих пор.

Закусив губу, я отвела взгляд. Что-то мне подсказывало, что дело было не только и не столько в море. Скорее всего, Айрис скучала по самому ощущению семьи. По тому, которое потеряла со смертью отца.

– Мне очень хочется тебя сейчас обнять, – призналась я. – Скажи, если я могу что-то для тебя сделать…

– Не переезжай в замок, – выпалила девочка. – Пожалуйста, не бросай меня!

– Я и не собиралась тебя бросать! – опешила я. – Честно говоря, я думала, что мы поедем вместе. Я ведь и так всё время беру тебя с собой…

– Так не выйдет, – покачала головой девочка. – С черепом я могу на какое-то время отдаляться от остального тела, но ненадолго. Вечером мне нужно возвращаться назад.

– Ну, мы можем перевезти всё остальное тоже… – пробормотала я.

– И в чём повезёшь? – хмыкнула Айрис. – В сумку я точно не влезу.

Сказала – и снова погрустнела.

– Ты ведь всё равно уедешь? – спросила она.

– Без тебя – точно нет, – пообещала я. – Тебя я не брошу. Обещаю!

На этих словах Айрис просияла. И, кажется, немного успокоилась. По крайней мере, беседу мы решили на этом закончить. Айрис сказала, что ей нужно побыть одной. Я же наконец собралась пойти завтракать. Быстро собравшись, я прихватила подпиравшего калитку Зигмунда, и мы отправились в трактир.

Однако дойти нам было не суждено. Я уже видела дверь «Печёного баклажана», когда мой взгляд привлекло какое-то движение. Замерев, я вгляделась в источник переполоха.

По дороге шёл скелет. Обычный такой скелет, с желтовато-бежевыми костями. А вокруг него собрались зеваки. Всем же было интересно, куда и зачем он идёт.

Судя по всему, местных ничто не смущало. Я же не смогла удержаться и замедлилась, вглядываясь в фигуру. Что-то меня зацепило. И я почти сразу поняла что.

Чуть поодаль от костей как привязанный летел призрак госпожи Кельсен. Той самой старушки, помешанной на собственной кровати.

Осознание неправильности пришло не сразу. Первую минуту я пыталась понять, что же именно меня смущает, попутно вспоминая учебник по бытовой некромантии. Насколько я успела разобраться, кости вот просто так, сами по себе, ходить не начинают. И если из тела уже получился призрак, причём вменяемый, адекватный призрак, не склонный к насилию, то дальнейшего обращения и не произойдёт. Вернее, оно, конечно, может случиться – но только если этого самого адекватного призрака довести до отчаяния. Например, сбросив в шахту и оставив там на пару десятков лет.

Но с госпожой Кельсен я говорила вчера вечером. Суток не прошло с тех пор, как она рассказывала мне о былых временах и мебели. Что могло пойти не так?