— Мика, — сказал он, коснулся моей щеки, убрал за ухо чуть влажную прядь, очертил контур уха, и по коже побежали приятные щекотные мурашки, а голос, тысячекратно отразившись внутри меня, запел иначе, тягуче и сладко, невыносимо, и так захотелось коснуться в ответ.
И я коснулась, потянулась губами к губам, руками, телом, за лаской, за звуком, за новым дыханием.
— Хорошая послушная девочка. Моя. Идем, — не менее прекрасно проговорил он и взял меня за руку.
Междуглавие
Холодно…
Холодно…
Мне холодно…
Потолок, стены, пол. Я помню это. Это потолок, это стены, это пол.
Люди, живые. Где стена. Они видят, я — нет.
Я — нет. Не живой. Нужен свет.
Алассе… Радость, моя радость, мой свет.
Не будет света — придет голод. Если отнять свет силой, он померкнет и тьмы станет больше. Не понимал. Теперь поздно. Осталась искра.
От меня осталась искра. Я — искра. Эхо.
Она найдет. Маленькая. Найдет. Нашла раньше, найдет теперь. Это — вера. Я помню. Потолок, стены, пол. Это потолок, это стены, это пол. Это дверь. Я жду у двери.
Я кричу в тишину. Я — эхо.
Холодно…
Холодно…
Мне холодно…
Жду. Я жду у двери, того, кто услышал.
Сейчас.
— Там, в доме, зачем? — спросила она и поделилась светом. И крошечная искра там, где ее не должно было быть, стала больше.
— Проходи, в лаборатории поговорим, мне нужно наблюдать, а ты скажешь, что хотела, хотя, мы все уже и так всё оговорили.
Францеска шла следом по ступеням вниз и поражалась, в очередной раз поражалась, каким старым был этот дом. Каменные ступени, чуть вогнутые, с округлым краем — стерлись от мириадов шагов. Стены ноздреватые, в свете свет-сфер поблескивают крупинки кварца. На уровне плеча гладкая, словно отполированная полоса — сколько рук касались камня здесь?
Лаборатория больше была похожа на пещеру, стены серые, местами серо-фиолетовые. Логово потомственных некромантов. Длинные, обитые железом столы торцами друг к другу. Колбы и реторты на одном, части конструкта на другом и рунические схемы. Тянет бальзамирующим раствором. Один стол пуст. Рядом с ним каталка, накрытая простыней. На алтарной доске готовой к работе тлеют красным черные свечи, и белым — красные. Лейка с меловой суспензией, банка с ярко-оранжевым нейтрализатором. В центре — фигура. Францеска почти не знала Истинную речь, но по начертанию знаков могла опознать, что это она.
Сюда ее еще не приглашали и Рани чувствовала себя так же неуместно, как мим на заседании в магистрате.
— Собираешь взывать? А как же защита?
— Железная руда, — пояснил Холин, улыбнулся. — И семейные секреты.
— Что это будет?
— Семейные секреты.
Еще одна улыбка. Они как близнецы, Марек и Ясен, старший и младший. Хотя разница в полтора года не так и велика. Свет творения, иногда оторопь берет. Если бы они не были так похожи… Во всем.
— Говори, что хотела, — глаза смотрят в экран планшета, взмах рукой, Францеска не видит, но чувствует истечение силы и в схеме на полу что-то неуловимо меняется.
— Я хочу его вернуть, — говорит и с трудом отводит взгляд от пола, смотрит на руки, красивые, мама бы сказала, музыкальные. Мама была прикладной маг, она, Францеска, воздушник, Фейн — темный. Каша, а не набор генов.
— Ты у
— Поговори с братом, это все, о чем я прошу.
Глаза блеснули, улыбка, прежняя, теплая. Сердце дрогнуло и забилось. Каруселью — память о бархате ночи, жарком шепоте и ласках, слаще меда. Тело отзывалось. Он видел и улыбался. Глазами блестел. Если бы они не были так похожи… Во всем.
— Я помогу. Но… Мне нужна ответная услуга. Небольшая. Прямо сейчас. Иди сюда.
Рани подошла. Холин отошел от алтарной доски, приглашая ее встать между, приобнял со спины и своей рукой подвел ее руку к схеме, повторяющей ту, что на полу, опустил раскрытой ладонью на рисунок. По линиям пробежали колкие искры, очертили ладонь контуром. Знаки на полу тоже отозвались.
— Что мы делаем? — спросила Францеска нарочито беспечным тоном.
— Мне нужно, чтобы ты подержала узел. Я хотел воспользоваться конструктом, но придется тратить время на матрицу сознания, а раз уж ты здесь… Мы ведь были близки, а это практически то же самое, что тандем. Поднимай ладонь. Теперь схема тебя запомнила. Можешь встать вон там?
Холин указал на большой рисунок, и Рани обошла пустой стол и тело на каталке, подошла к вычерченной фигуре.
— В центре?
— Глупенькая, — улыбнулся некромант, — ты же не фокус, ты просто подержишь узел. Вот туда вставай. Треугольник. Твой угол — острый. Там знак “феа”.
— Ты поможешь мне? Поговоришь с братом?
— Да, как и обещал. Поговорю, — сказал некромант и отпустил силу.
Стало горячо. Стало темно. И словно дверь распахнулась. А Рани — не стало.