Я помню, как однажды выполнял свою работу в музее-квартире Достоевского. Один некромант съехал с катушек и оживил инфернального Раскольникова. В итоге экскурсия превратилась в аттракцион. За туристами, размахивая окровавленным топором, бегал бородатый мужик и восклицал: «А сейчас мы внимательно посмотрим, тварь ли вы дрожащая или право имеете, муа-ха-ха!» Мне тогда удалось упокоить книжного персонажа – образцового зомби с запавшими глазами – простым неверием в его форму. Но рассказ совсем не об этом. И даже не о том, какое удивительно петербургское приключение случилось с гостями города и бедолагой-гидом. Я дождался команды зачистки памяти и, выпустив экскурсантов из подсобки, подумал, что хотел бы снова вспомнить те времена, которые были мне куда роднее нынешних. Поэтому я пристроился в хвост толпы и последовал за возобновившейся экскурсией.
Шагая за группой школьников, я слушал мерный голос гида, водившего нас по просторной квартире в центре города – не то на пять, не то на шесть комнат.
«Жил Достоевский очень бедно для своего времени. Ему приходилось снимать эту квартиру, он не смог позволить себе купить ее. У него было два слуги – управляющий и кухарка, в то время как другие писатели жили в роскошных имениях со штатом слуг. Пройдемте в его личный кабинет, где он сочинил свои знаменитые произведения…»
Отдельная столовая, свой кабинет, три просторных спальни, зал для принятия гостей… И не гостиная – а именно зал. В Москве и других городах залом называют любое помещение, в котором встречают друзей, – даже клетушку с низкими потолками на десять квадратов. Но то, что ошибочно получило имя «зал», стоит разжаловать до «гостиной». Потому что в зале, принадлежащем Достоевскому, были зеркала, много свободного пространства и несколько банкеток. Над головой простиралось четыре метра пустоты, заканчивающиеся красивой потолочной лепниной; а еще я насчитал не меньше трех окон. И это квартира в центре Петербурга метров на сто шестьдесят для одной семьи. Всем бы так бедно жить.
Я был рад, что воспоминания помогли мне пропустить крики, доносившиеся из коридора. Адель застыла в дверях, парализованная, подавленная и наверняка обвиняющая себя в происходящем. Почему-то дети всегда так делают. Я услышал звуки удара и лишь покачал головой. А девочка у двери сжала руки, что-то зашептала сквозь тихие слезы. Картинка сменилась. Мы с ребенком поменялись местами, и теперь она смотрела изнутри меня, а я все видел ее глазами. Некромант может многое. Особенно некромант, которому еще не нужно содержать штат оберегов в регулярном порядке и экономить свои силы на борьбу со злом. Разделяя мир на черное и белое, Адель нашла однозначного врага – соседку, которая набросилась на беззащитную пенсионерку. Я охнул – оказывается, женщина успела окатить бабушку Адель кипятком из дымящегося чайника, который держала в руке. Подчиняясь воле ребенка, женщина с растрепанными волосами и безумным взглядом поскользнулась. При падении соседка умудрилась приложиться лицом о металлический носик, но, видимо, несильно, потому что тут же попыталась встать. Бабушка девочки зашла в комнату, не глядя на внучку, и села к телефону – набирать номер из двух цифр. Адель прикрыла дверь и в щелку продолжила вливать свою силу – порциями, не жалея. Из всех щелей поползли крупные тараканы, преодолевая разноцветные пластиковые квадратики обшарпанного пола. Но они не умели кусать, – по крайней мере так, как того хотелось Адель. И тогда девочка заставила тараканов отрастить желваки, совсем как у плотоядных насекомых. Мне казалось, что я сейчас смотрел сцену из фильма «Мумия»: скорее всего, именно его накануне видела моя юная напарница. Оставалось порадоваться, что она еще, видимо, не умела читать и не призвала кого-то вроде Ктулху. Насекомые облепили соседку коричнево-черной массой, а потом меня резко вышвырнуло из сна прямо в кровать. Сквозь стену я услышал сдавленный крик Адель, а потом ровное, спокойное сопение.
Мне было очень жаль девушку и ее разбитое на куски детство – разбитое еще до того, как вмешалась потусторонняя сила и перемешала карты, превратив в некроманта. Но я не мог закрыть глаза на то, что, возможно, именно от нее исходили всплески темной силы. А еще именно после прибытия Адель началось вторжение ползучих тварей. Я повернулся на другой, еще не отлежанный бок и задумался. Так и представляю, как подойду к напарнице за завтраком и невинно поинтересуюсь: «А это не ты, случаем, устроила нам всем тут казнь египетскую? Нет? А если хорошо подумать?» Или нет, не так. «Я тут без спроса и такта подглядываю за твоими сокровенными переживаниями, которыми бы ты никогда не стала со мной делиться. Поэтому давай-ка признавайся, что тебе сделал этот город?»