А если во всем действительно виновата Адель, но она не понимает, что творит? Или даже не подозревает, что негативно влияет на город? Некоторые из нас, засыпая, продолжают использовать силу, сражаясь с несуществующими монстрами из снов… Обычно таким ученикам наставники делают обереги, запирающие энергию на ночь. Ничего подобного у девушки в комнате я не видел, поэтому решил на всякий случай сделать примитивного ловца снов. Мне не спалось, и я почему-то очень боялся снова провалиться в один из кошмаров Адель: это было бы вполне ожидаемо, с учетом того, что мне удалось поймать ее волну и частоту сна сегодня. Я быстро натянул брюки, свитер и накинул ветровку, ожидая, что ночью должно быть еще холоднее, чем днем. Последние числа августа, а такой холод, как будто во двор пожаловал конец октября…
В безмолвии квартиры, погруженной в черничное варенье сумерек, скрипнула дверь. Я выдохнул, стряхивая с себя остатки чужого сна, и посмотрел на Арауна, вопросительно высунувшегося из комнаты своей хозяйки. Секунду я раздумывал, стоит ли брать с собой гончую дикой охоты, но пес все решил за меня и бодро засеменил к выходу. Не зря говорят, что собакам нужен простор… или хотя бы просторный внутренний двор, куда они могут выходить, когда сами того пожелают. Я пристегнул ошейник к поводку и бодро спустился по лестнице. Светила полная луна, и я помнил, что в конце Садовой улицы есть цветы в кадках, посаженные городским комитетом, которые еще не успели завять от холода. Ночь, полнолуние, конец лета – это было идеальное время, чтобы собрать энергетически правильный ловца снов. Я хищно покосился на куда как более красивые кусты диких роз, выращенные одной из наших соседок. А что – если я сейчас нарву их здесь, то не придется бродить по холодным улицам до ближайших кадок. Секундное помутнение едва не заставило сорвать несколько бутонов. Но я помнил, что соседка уже однажды догадалась, кто обезглавил ее дорогие кусты. И это учитывая мою осторожность и сбор бутонов в самый разгар ночи, когда весь дом спал. Слухи здесь передавались какими-то странными, почти колдовскими дорогами, и мне не захотелось портить и без того натянутые отношения с жителями моей парадной. Особенно после злосчастного ночного кошмара.
Пройдя половину пути, я вспомнил, что не взял с собой пакет, и подавил желание посокрушаться. Пришлось аккуратно рассовать розовые, фиолетовые и красноватые вьюнки по карманам. Через двести метров и новую клумбу компанию уже сорванным цветам составили желтые настурции с мягкими лепестками. Араун послушно семенил рядом, но стоило мне немного потерять бдительность, и он попытался схватить черствую заплесневелую корочку хлеба. Мое шиканье отогнало пса от почти захваченной добычи, и тот печально облизнулся, провожая голодными глазами упущенную возможность. Для меня было довольно странно смотреть на абсолютно сытое, лоснящееся создание, бросающееся на откровенную гниль. Особенно если вспомнить, с какой скоростью испарялся собачий корм из огромного двадцатикилограммового мешка.
– У тебя тоже было тяжелое детство и деревянные игрушки? – зачем-то спросил я у Арауна вслух и не менее странно продолжил: – Наверно, у твоей мамы родилось сразу очень много щенков, и тебе не всегда доставалось ее молоко…
Еще я не мог выкинуть из головы черствый хлеб. Я посмотрел на окна близлежащего дома и подумал, что, наверно, сердобольные старушки пытаются подкормить птиц, выкидывая из окон остатки своего ужина, даже не представляя, что из-за дрожжей в сдобе птицы очень часто погибают. У пернатых просто нет пищеварительных ферментов, способных усвоить дрожжи, поэтому выпечка, особенно свежая, их медленно и мучительно убивает.
Остаток времени, отведенного для сна, я провел, вплавляя в стекло дрожащие в воздухе руны, а затем и собранные цветы. У луны я позаимствовал немного ее молочного сияния, и стеклянный полумесяц получился загадочным, опаловым, но с яркими всплесками настурций и вьюнков. К краям полумесяца я приделал цепочки с болтающимися на концах кристаллами. В общем, утром я был никаким – после трех часов сна и съедающих изнутри подозрений относительно Адель. Она казалась мне такой правильной, надежной, что хотелось отбросить все сомнения. Но я не мог, поэтому за чашкой утреннего кофе задал невинно звучащий вопрос:
– Как тебе спалось?
Девушка замялась и немного поморщилась, пытаясь вспомнить:
– Если честно, мне сначала снилось что-то очень неприятное, но я не запомнила. Знаешь, бывают такие сны, после которых остается пустота внутри, и еще они слишком тяжелые, чтобы о них остались воспоминания. А потом мне снилась шоколадная фабрика. Я ела очень крупную зефирку, политую шоколадом, но она никак не уменьшалась. В целом мне понравилось, но было очень обидно не обнаружить ее у себя в комнате, когда я проснулась, кусая уголок подушки.
Я улыбнулся и предложил зайти в кондитерский магазин. Адель согласилась, а потом стала очень серьезной:
– А что с нашим расследованием? А с заказами на удобрения и экспертизу почвы?