– Ты всегда можешь позвонить, если что-нибудь… Или…
Он не договорил. Или позвать – вот что там было. Но дело в том, что я всегда буду его звать, что бы ни случилось, и ему об этом знать не обязательно. А еще – я обещала.
Потом он развернулся и ушел. Даже спокойной ночи не сказал. Я поежилась от сквозняка.
Этого и звать не нужно было. Сам объявлялся, как залетный таракан. Гадил и сбегал. Тварь, ненавижу… Просто слова. Ограничители работали, чай “из синей банки” тоже.
– Заткнись, – привычно, а потому беззлобно отозвалась я, направляясь к гаражу, темный абрис лица мелькал во всех попадающихся по пути отражающих поверхностях. – Долго будешь призрак совести изображать?
– Ты и так никогда мне не нравился, Ясен.
– Утешай себя воспоминаниями. Сам.
Дитц, садовник, столяр, механик и вообще мастер на все руки, какой-то дальний родственник Годицы, покосился на болтающую с пустотой меня, нырнул в гараж и выкатил магмобиль. Прислуга в доме, хоть я и появлялась тут только по выходным, как-то быстро привыкла к моим странностям: что к разговорам, что к раритетному монстру, который я отрыла на свалке и угрохала кучу чаров, чтоб поставить на колеса. Да-да! У него были колеса! А какой дивный звук издавало проклятие под капотом – у регулировщиков свистки изо рта падали. Зато весь 1-ый Восточный знал меня за свою. Квартиру я тоже там арендовала. Маленькую. Спальня, ванная, коридор-коробка и тесная, едва развернуться, кухня. И не надо так смотреть, сама знаю, на что это похоже, но когда увидела – отказаться сил не хватило. Здесь я тоже была редко. По этой самой причине.
Почти все свое время я проводила на любимой работе.
Итак. Весна. Начало новой недели.
Первым гостем понедельника был по традиции Арен-Тан. Все как всегда. Чинно выпили по чаю, обменялись двусмысленностями, он проверил ограничители. Последними я по праву могла гордится, как произведением искусства. Два изумительной красоты рунных браслета, отливающих радужным светом, если запястьями покрутить. Эксклюзивных. Еще у меня имелся договор о семнадцати листах и приложение к нему вдвое толще, где говорилось, чего мне нельзя категорически, чего просто нельзя, так как срок наказания будет продлен, чего нельзя, но при случае можно, если не злоупотреблять доверием. Проще было перечислить, что можно. И думаете, я сама сюда работать пошла? Гуля с два! Светлые умы конгрегации решили, что меня лучше к делу пристроить, чем я буду сама себе где-то киснуть. Собственно, мысль была здравая. В моей голове, перебаламученной “калейдоскопом”, последствия которого всплывали до сих пор, здравые мысли появлялись не часто и грех было не воспользоваться заемными. Хотя, если бы я выбирала, то выбрала бы родное 2-ое, а не этот цирк с цыканами, кошками и самоварами.
Вот теперь то самое “позже”. Все вышеперечисленное в 1-ом Восточном имелось в масштабах сопоставимых с народным бедствием. И они (светлые умы), видно, решили, что я хорошо приживусь в столь дивной среде. Как ни странно – прижилась. Обязательная повинность закончилась еще месяц назад, а я никуда не ушла. И это заслуга Пышко. Я уже говорила. Он тут главный был, несмотря на табель о рангах. Ибо кто ближе всех к чайнику сидит, тот и командует, когда перерыв делать.
Сказав вслед уходящему инквизитору исключительно добрые слова исключительно мысленно, вернулась в кабинет ждать стажерского явления. Это же насколько тут никто работать не хотел, что мне, фактически подследственной личности с делом толщиной в два кирпича, как Лодвейн выразился, стажера доверили. Да и стажер, видно, тот еще жук, раз его отправили именно сюда и именно ко мне. Представила недоразумение, каким сама была сразу после выпуска и поняла, что буду, как Х, изводить и ржать. Изводить при всех и ржать, когда не видит никто, особенно стажер. С Пышко, например, у него опыт есть. Одной не очень весело ржать. Правда, я теперь никогда не была одна, но это частности.