Некромантия. Задачи и упражнения

– Хочешь? – провокационно спросил некромант и скрипнул пальцем по стеклу кувшина.

Я сглотнула. В шатре было жарко, а лимонад – холодный. Выхлебала залпом полкружки. Последний глоток встал поперек – Холин смотрел так, будто сейчас сожрет. На мое счастье пришла серая дымчатая кошка, потерлась о черные некромантские штаны, щедро украсив их шерстью, запрыгнула к нему на колени, улеглась, зажмурилась, заурчала, приоткрыла желтый, как плошка меда, глаз – гладь давай! Воспользовавшись замешательством, я дернулась со скамейки.

– Куууда?

– У меня дежурство, – проблеяла я. Укуренные (или надышавшиеся не пойми чем) некроманты мне еще не встречались, а сюрпризов не хотелось.

– Дежурррь, – не хуже кошки заурчал он, усаживая меня обратно. – Вот тебе вызов, заявка 18-9в, потусторонние звуки и вопли со стороны кладбища, бродячие кости…

– Где?

– А вот, – Мар приподнял руку, изогнул пальцы рогулькой, крутнул запястьем, толчок силы отозвался внутри меня мурашечным спазмом, а горка куриных костей сложилась в некомплектный костяк, который запрыгал по столу, гремя тарелками и опрокидывая все, что можно было опрокинуть.

Кошка вздыбилась подковой, прижала уши и зашипела. Глаза у Холина сделались круглые и несчастные, видно, серая вонзила в некромантские коленки весь свой арсенал. Я бросилась бежать и вляпалась в хоровод цветастых юбок.

– Ой, куда бежыш? Рано еще! – Перед глазами замельтешило и загремело бубнами. – Мы ждали-ждали! Мужик цтрашный пришел, а красивой нет и нет. – И зычным шепотом: – А лопата где?

– Так за лопатой и бегу! А то сейчас догонит, а я без лопаты.

– Ой, не беги! Идем, спрячу, не узнает! И лопату дам! – меня дернули в сторону из круга к россыпи палаток и бесцеремонно затолкали в одну из них.

Причитая, что такой красивый и без платка, с меня в четыре (уже четыре?) руки содрали мантию, пожаловав взамен платье в жутенькие красные и желтые маки, и велели прикопать свой шмот, чтоб кошка не пугать. Потом в шесть (ужас!) рук напялили на меня маки и навертели вокруг бахромистый платок. А на шею – бусы с бубенчиками и дырявыми монетками. Все, с таким арсеналом меня не только издали за километр видно будет, но и слышно. Сколько рук косы плели, я уже не считала. Потом мне сунули усыпанную блестками лопату и выпнули из палатки.

– Ой-вэй!!! – разразилась воплем собравшаяся толпа, заулюлюкала, затопала, покричала и разбежалась.

– Теперь не цтрашно, ннэ? – цыканка оскалилась золочеными резцами, дернула меня к себе и, обдав запахом той же курительной смеси, что чадила в шатре, громогласно зашептала: – Пусть у шиповников догонит, там и бей! Ага!

Меня разобрал дурной смех. Отсюда было видно сверкающий огнями шатер и озирающегося по сторонам Холина, еще не подозревающего об уготованной судьбе. Цыганка достала из декольте трубку, подула, оттуда пыхнуло и потянуло терпким сладким дымом.

– Два дара приняла, прими и третий, – каким-то чужим, совершенно нормальным, а оттого жутковато звучащим голосом проговорила она, – а будешь бездне в глаза смотреть – взгляда не отводи – сожрет.

– А если за спиной встанет? – шепнула я.

– Особенно, если за спиной. Себя разбила, а сердце спрятала. Сердцем смотри.

Черные бусины глаз блестели, дым чадил и забивал уши и голову. Цыканка вдруг подпрыгнула, дернула меня за косу и пнула в спину в сторону шатра.

– Беги-догоняй! – взвыла дурниной она и куда-то пропала.

Я побрела обратно, забирая в сторону сквера, чтоб через него выйти между рынком и кладбищем на улицу, ведущую к отделению. Холин нагнал минут через десять. Вечерний свежий ветерок выдул дурманный дым из головы. По крайней мере у меня. Слова, сказанные цыканкой, казались бы сущим бредом, если бы она не упомянула дары. Мар молчал. Пару раз поймав его будоражащий взгляд, смотреть перестала, просто переставляла ноги и пряталась в отражениях. Я не хотела, чтоб он видел меня такой, в трещинах и сколах, поросшую изнутри тлеющими по краю перьями.

– Кастис сказал, что ты ушла в Нункор. Зачем?

– Была в храме.

– Больше нигде?

– Нет, – соврала я и тут же поняла, что он понял, что я соврала.

Я его слышала. Словно далекое эхо сквозь толщу воды. Он был рядом, теплый, только руку протяни, но мне было нельзя, потому что с ним я становилась…

Из шиповника с воем вынесся кошак и кинулся в ноги, за ним второй. Первого удалось переступить, а о второго Холин запнулся, налетел на меня, вписавшись лбом мой подбородок, и мы, проломив плотную стенку ветвей, рухнули в кусты. Лопата осталась торчать знаменем.

Сначала было темно, потом среди ветвей звездочками зажглись светлячки. Скрипнул сверчок, следом еще один. Я лежала ничком на влажноватой от росы траве, мой затылок – на руке Мара, а сам он так близко. Невозможно. Сердцем к сердцу. И оба – замерли.

– Холин, – почему-то шепотом, произнесла я, – ты мне челюсть подбил.

– А ты мне лопатой угрожала.

Он шевельнулся, приподнимаясь, сел, поймал мои руки и меня саму в капкан своих рук. Больно, так больно впиваются сколы, осколки, тонкие лезвия, хрустят острыми гранями. Мне нельзя, нельзя быть целой.