Некромантия. Задачи и упражнения

Уморил, весело ему, я может и рада была бы, если б тот, кто надо, подошел, вот только как понять, подходит или нет? Тьма… совсем запуталась.

– Идемте, я вижу, что вам уже довольно на сегодня красот.

Я пошла следом, глядя на узкую спину в светлой, расшитой растительным орнаментом одежде. Что? Мы вроде не отсюда шли?

Над головой шумели золотыми листьями старые-престарые ясени. Под ногами тоже было полно золота. Луна пряталась где-то в ветвях, но здесь было до странного светло, несмотря на ночь.

– А как мы здесь?

– Просто вышли с другой стороны, если пойти вон там, выйдете как раз к вашему павильону, – Фалмарель махнул рукой и широкий рукав традиционного одеяния распахнулся шелковым крылом. Он огляделся, словно что-то искал, и повернулся в сторону небольшой и какой-то чересчур ровной площадки, от которой…

Ключ, проявляясь поверх платья, отозвался тягучим пульсом.

– Стойте!

– Еще слишком рано, – сказал эльф и сделал несколько шагов. Листья метнулись к краям площадки, а меня неумолимо охватывала дремотная мгла.

– Не шевелитесь! – выкрикнула я, и до боли сжала вытягивающееся клинком мертвое железо, чтобы отогнать внезапный сон.

– И не собирался, – сказал Халатир, стоя в центре рунного круга. – Я как раз там, где должен быть. А вы, Митика? Вы – там?

Там, за порогом…

Глава 13

Ворох сухих золотистых листьев, укрывавших меня, схлынул. Такие же листья, будто в одночасье осень пришла, сыпались сверху. В полной тишине. В кромешной. Я не слышала не только звуков снаружи, но и звуков внутри, ни пульса, ни биения сердца, ни тока крови. Того, что мы обычно не замечаем, если вокруг есть какие-то другие звуки. Так работает “безмолвие”. Одно из тех плетений, которое не сломать изнутри.

В сочащемся золотистом свете наступающего утра алое впереди не могло не привлечь внимания. Уже понимая, что ни к чему хорошему это не приведет, я поднялась и направилась прямиком туда.

Фалмарель лежал на спине, раскинув руки, усыпанный багряными листьями. Весь, кроме лица и груди. И на груди, на идеально гладкой коже, чуть пониже точеных ключиц расползся уродливой рваной раной знак “эста”, словно его продирали чем-то зазубренным, стараясь причинить больше боли, заставить кричать и корчится. Но вряд ли старейшина Фалмари вел себя так.

В разметавшихся длинных светлых волосах багряное смотрелось жутковатым украшением. Дивные глаза были широко распахнуты, и рассветное небо отражалось в них двумя прохладными лазурными каплями. Они растеряли внутреннее сияние, но не стали от этого менее красивыми. Острые скулы смотрелись еще резче. И подбородок. На тонких губах застыла спокойная, немного мечтательная полуулыбка.

Сухой золотистый лист крутнулся в воздухе, скользнул по изящному остроконечному уху и тут же покраснел. Шаг вперед и ощущение, что под тонкой подошвой – податливое и влажное.

Я стояла на границе, где заканчивалось золото и начинался багрянец. Листья за чертой были такими же, что и перед ней, только покрытые тонкой пленкой крови. Нечеловечески яркая, она все еще не свернулась и не потемнела, и пахла иначе, не железом – полынью, гвоздикой и нагретой травой. Еще один золотой лист опустился на вырезанный на коже знак и распался дымом.

Ныло под ребрами – так билось сердце. Я прижала ладонь к груди, и пальцы коснулись холодного и липкого на лежащем поверх платья ключе. Теперь и на моих руках был багрянец. И на одежде, о которую я в панике их оттирала. Дрожащими пальцами плела диагност, но так и не завершила формулу. Только листья сдула. Они красным смерчем взвились над телом, смешались с золотом, на краткий миг оголив землю, рунные знаки, и оплетающие Халатира нити-паутинки. Словно нетающий морозный узор, иней, сверкающий острыми гранями, алый у самой кожи и прозрачный на концах. Круг оживила моя сила – синее с зеленым пламя черномага. Она и сейчас была там, смешанная с остатками света и кровью жертвы. Наверное, я бы закричала, если бы могла услышать свой голос. Но я не могла – и страх ослепил.

Бросилась бежать и бежала, а чарующе дивный голос шелестящим тающим эхом звучал внутри, дробясь на слова и звуки, как в гроте, снова и снова.

Теплее света мне твоя любовь,

Нужнее света.

Живи, а я - как-будто

Буду.

Где-то.

Смолк только тогда, когда я с хрипом, задыхаясь от слез и рыданий, вывалилась за пределы “безмолвия”. Чудом ни на кого не наткнувшись, бросилась в коридор, рванула на себя узорчатую дверь и прижалась к голой груди шагнувшего мне навстречу Альвине. Как была, в платье, испачканном кровью, с мокрым лицом и с золотым в волосах.

Мне было очень страшно, мне нужно было кого-то обнять, а был только он. Он это знал. Я это знала. Но продолжала обнимать его, а он обнял в ответ. Поднял на руки, отнес к постели и сел на край. Баюкал меня, как дитя, прижимал к себе. Достал все эти страшные листья из волос, вытер мне лицо и руки и убрал кровь с платья. Только с ключа убрать не мог, он его не видел. Сова тоже испачкалась.