Некроманты, алхимики и все остальные

– На этот счет, – по губам мужчины скользнула хищная усмешка, – у меня тоже кое-что есть. Его, едва только Раттиар взглянет на бумаги… как это называется? Он демонстративно сжал пальцы, будто кого-то душа.

– Отрекутся от него… да? А не было ли это слишком рискованно, вот так, в одиночку…

Ведь многим эта сделка, если она состоится, встанет поперек горла. Поэтому мне – страшно. И ничуть не стыдно от того, что коченеет сердце и где-то в глубине души леденеет ярость.

– Я десять лет на Ожерелье… торговлей занимаюсь.

Отвернувшись, принялась считать звезды, мерцающие на черном бархате неба. Торговлей… Там, на Чужом, опасном и сумрачно-скалистом острове, где разрешено приставать чужим кораблем, полно контрабандистов, вольных авантюристов и прочего сброда. Есть и ронийские шпионы, выходит. Мне немножко смешно. Какие бы ни были на Ожерелье тайны, все они теперь откроются миру. Ведь саеш Тьелегрин должен знать, что происходит на вверенной ему территории и далее… ведь шпион должен доложить своему командиру о происходящем, ведь посол… расскажет государю о результатах переговоров… Возможно, что-то изменится на островах.

– Спать, – говорю я, поднимаясь с колен, опустошенная, – спать. Все прочее – завтра. Мужчина согласно кивнул.

Дни и ночи, бегущие вместе с луккой, слились в единое расшитое серебром полотно. Бархатные звездные ночи, соленые брызги дней, тихие разговоры и непрерывный надрывный стон корпуса. Попутный теплый ветер, безлюдные скалы, поросшие мшистым кустарником, и серебристо-синее волнующееся полотно моря. За четыре дня путешествия мы не увидели ни одного корабля. Только на горизонте промелькнули пару раз косые белые паруса. И хорошо… Кого бы мы могли встретить сейчас? Только противника.

А ночевки вполглаза на палубе из боязни пропустить момент, когда надколотая скорлупа корпуса окончательно развалится, не самое страшное, что могло случиться со мной. Это моя забота и моя обязанность, как капитана, довести «Красту» до места назначения, и высадить пассажиров целыми и невредимыми. Ну а то, что в таковых числятся сейчас матросы и саеш Тьелегрина, для моей морской ипостаси значения не имеет. Таковы правила. Как саеш и сеамни непогрешимы на суше, так капитан – на море.

Я знаю, что еще одного такого рывка мы можем и не выдержать. Очередная ловушка, бесполезная попытка убежать, и все… До земли мы не дотянем, и никаких абордажей не понадобится. Сами затонем… Вот будет бесславный конец для единственной в Ожерелье лукки с Крыльями! Между прочим… в конструкцию надо внести изменения, с учетом того, что скорость, теперь я знаю на деле, куда выше той, на которую рассчитаны блоки и рама.

И хорошо, что прорвавшись через морийскую сеть, мы здорово отклонились от прямого курса, и подбираемся к столичной бусине совсем с другой стороны. Нас ждут, да… Наверняка. Но не от скальной гряды, огибающей острова, и служащей дополнительным щитом от нападения с океана.

С мачты, вцепившись в гудящие от напряжения канаты, я всматривалась в серую, вырастающую на горизонте гряду. Чуть ниже, неслышно скользя в вечернем сумраке, троица матросов меняла паруса, заменяя белоснежную ткань на жемчужно-серую, сливающуюся с мрачным, тусклым и каким-то безжизненным морем. Небо было затянуто облаками, ровный ветер нагонял с горизонта черные грозовые тучи. Только белая пена у подножия скал разнообразила затягивающую сознание глубину, вместе со скалами разделяя мир надвое. Но предаваться созерцанию мира было некогда. Соскользнув вниз, заняла место у штурвала.

– Нам снова держаться? – тихо прошептал на ухо Кэр, осторожно касаясь моих волос. Он стоял рядом, вполне уверенно держась на ногах. Сощурив глаза, мужчина созерцал врага, с которым не имел возможности сразиться и победить. Напряжение и бессильная злость проступали на лице, в крепко сжатых, побелевших губах. Отступив на шаг, он оперся на перила, пережидая неожиданно накативший приступ слабости. В такие моменты сквозь загар на лице его проступала нездоровая серость. Яд айров уходил из его тела, но медленно, хотя я старалась выдерживать режим приема противоядия. Ощущать себя балластом, бесполезным грузом – тошно, понимаю. Он человек действия, но сейчас… Что он может сделать сейчас?

– Да, мой господин, но мы пойдем очень-очень медленно, как водяная рысь, таящаяся в засаде, – и глухо приказала, мысленно отдавая благодарность серому, затянутому облаками небу, – убрать паруса кроме маскировочных!

Тихий голос прогулялся до гряды и обратно, пробился сквозь шум волн, потревожив птиц. Те с криками поднялись в воздух, белыми молниями разметавшись над скалами.

– Тир, Ран, на нос с глубиномером. Каждую лею промеряйте. Тишина.

Лукка скользнула вдоль каменных отрогов, повинуясь рулю. Чуть отвернув, прошла боком… Дальше, у скал в воздухе стояла влажная пелена от постоянно бьющихся о скалы волн. Трудно понять, есть ли проход.