Некрономикон

Больше смущают на первый взгляд неоднократные аллюзии к теософии Елены Блаватской. В самих его произведениях это имя относительно часто возникает в качестве первоосновы оккультного знания, опасного и окаянного, что уже само по себе является литературно-вымышленным и драматически преувеличенным истолкованием теософии. Это имя к тому же приводится еще и вместе с другими именами эзотериков или оккультистов, реальных или выдуманных, но Лавкрафт так и не приводит фактически самих работ мадам Блаватской («Тайная доктрина» или «Покрывало Изиды»). Имена других авторов и названия произведений, относящихся к теософскому направлению, наоборот, цитируются — особенно Скотт Эллиот, автор исследования об Атлантиде, «История Атлантиды и потерянной Лемурии» (The Story of Atlantis and the Lost Lemuria) — между тем что никакого определенного представления о содержании этих произведений не дается.

В сущности, самая постоянная и недвусмысленная ссылка относится к «Стансам Дзиан» (The Book of Dzyan, «Книга Дзиан»), в действительности представляющим основы теософской доктрины, и сочинения г-жи Блаватской являются не более чем длинным и нередко пустословным комментарием на них. Эта мифическая книга могла прельщать Лавкрафта многочисленностью и спорностью своих источников. Некоторые авторы, такие, как Рене Генон, относят ее к одним из священных текстов Тибета. Другие, как Гершом Г. Шолем, возводят ее первоначало к каббалистическому тексту «Сифра ди-Цениута» (Sifra Di-Tseniuta)[10], переведенному г-жой Блаватской под названием «Сифра Дзенюта» (Sifra Dzeniuta), довольно близкому к «Дзиан» (Dzyan). Итак, книга эта многократно приводится Лавкрафтом, особенно в «Наваждающем тьму» (The Haunter of the Dark) и в «Нашептывающем во мраке» (The Whisperer in Darkness), так же как и в некоторых переработках («Дневник Алонсо Тайпера», «The Diary of Alonzo Typer»). Всё дело обстоит так, как если бы Лавкрафт называл ее возможной первоосновой своего вымысла, внушая тем самым доверие к своему собственному мифотворению. Это впечатление подлинности усиливается другими аллюзиями, рассеянными по всему его творчеству, в частности, скрытой отсылкой к тайным учителям Шамбалы, потерянного города лемурийцев. Само название не упоминается, но «Зов Ктулху» (Call of Cthulhu) заговаривает о «непричастных смерти вожатаях культа Ктулху в горах Китая» (the undying leaders of the Cthulhu cult in the mountains of China), как раз перед тем, как идет комментарий к теософским умозрениям. К тому же из рассказа в рассказ еще и множатся намеки на тибетское плато Ленг. С другой стороны, Лавкрафтом подхватываются некоторые теософские мотивы и включаются им в его творчество: так, переселение сознания, например. Первыми вдохновителями человечества будто бы были, согласно Скотту Эллиоту, венерианцы, психически вселявшиеся в человеческие тела. Лавкрафт развивает эту идею психической проекции в двух важных повествованиях, «Нашептывающий во мраке» (The Whisperer in Darkness) и «Тень тьмы времен» (The Shadow out of Time), но даже еще до знакомства с теософией он уже предвосхищает эту тему в рассказе «По ту сторону стены сна» (Beyond the Wall of Sleep).

Взаимосвязь с теософией наконец недвусмысленно устанавливается в повествовании «Тень тьмы времен»: «В некоторых из мифов возникали знаменательные сцепления с другими туманными преданиями о мире прачеловечества, особенно с теми сказаниями индусов, предполагающими головокружительные пучины времени, которые составляют часть современной теософской премудрости»[11].

Можно указать и другие мотивы или представления, обусловленные теософским подходом: например, постоянные у Лавкрафта ссылки на циклопическую архитектуру, напоминающие теософскую тезу о том, что Землю населяли расы гигантов, так же некоторые тексты косвенно намекают на ауру и астрального двойника…