Сверхчутким ухом юноша уловил жуткий придушенный крик; и вот ведьма вышла из комнаты, неся маленькое бесчувственное тельце, и сунула его в руки сновидцу. Вид этой фигурки, выражение этого личика развеяли морок. Слишком обомлевший, чтобы кричать, он бросился очертя голову вниз по зловонной лестнице в грязный переулок, и бегство его задержала лишь сдавившая горло хватка черного человека, поджидавшего их. Теряя сознание, он еще слышал слабое резкое верещание клыкастого выродка, смахивающего на крысу.
Возвращение яви утром двадцать девятого ввергло Джилмана в Мальстрем ужаса. Едва он открыл глаза, как в ту же секунду понял: что-то до жути не так, ибо он был по-прежнему распростерт на неразобранной постели в своей мансарде со скошенным потолком. У него необъяснимо болело горло, и, с трудом приняв сидячее положение, он, все более обуреваемый страхом, увидел, что ноги и низ пижамных штанин побурели от спекшейся уличной грязи. Его память была в безнадежном тумане, но, по крайней мере, он понял, что опять ходил во сне. Элвуда свалил слишком глубокий сон, чтобы, услышав, его не пустить. Грязная неразбериха следов по полу тянулась, как ни странно, не до самой двери. Чем больше Джилман на них смотрел, тем необычнее они казались ему; вдобавок к тем, которые он признавал за свои, там были более мелкие, почти круглые отпечатки — ножки большого стола или стула могли бы оставить такие следы, если бы те не были раздвоенными. Были и грязные дорожки каких-то удивительных крысиных следов, выходящих из свежей дыры и снова туда возвращающихся. Крайнее смятение и ужас потерять рассудок обуяли Джилмана, когда, доковыляв до двери, он увидел, что грязных отпечатков за нею нет. Чем больше подробностей своего гнусного сна он вспоминал, тем страшнее ему становилось, и отчаяние его еще усугублял Мазуревич, нараспев причитавший молитвы двумя этажами ниже.
Спустившись в комнату Элвуда и разбудив все еще спавшего товарища, он начал рассказывать, в каком виде обнаружил себя, но Элвуд и представления не имел, что же могло на самом деле случиться. Где мог быть Джилман, как он снова попал в комнату, не наследив в холле, как получилось, что к его следам на мансарде примешались следы как будто испачканных ножек мебели — бесполезно было строить догадки. И потом эти темные, синевато-багровые отпечатки на горле, словно он пытался себя задушить. Приложив к ним руки, Джилман обнаружил, что они даже приблизительно не совпадают. Пока они разговаривали, Лероше заглянул сообщить, что слышал наверху жуткий грохот в самые глухие часы ночи. Нет, на лестнице после двенадцати никого не было, хотя перед самой полуночью он слышал слабый шум шагов в мансарде и ему не понравилась крадущаяся вниз поступь. Нынче, добавил он, скверная пора для Аркхэма. Пусть уж лучше молодой господин ни за что не снимает распятия, которое дал ему Джо Мазуревич. Даже и днем небезопасно, ведь с наступлением зари по дому раздавались странные звуки — особенно тоненький детский вопль, поспешно придушенный.
То утро Джилман механически отсидел на лекциях, совершенно неспособный сосредоточиться на занятиях. Тревожное чувство жуткого предзнания охватило его — казалось, он ждет, когда грянет некий всесокрушительный удар. В полдень он пообедал в университетском кафетерии и в ожидании десерта взял с соседнего столика газету. Десерта он так и не съел; заметка на первой полосе вызвала у него слабость во всем теле и безумный блеск в глазах; он смог лишь рассчитаться и на нетвердых ногах вернуться в комнату Элвуда.
Прошлой ночью у мостков Орна произошло странное похищение: бесследно пропал двухлетний ребенок глыбоподобной прачки по имени Анастасья Волейко. Мать, похоже, давно уже этого боялась, но причины, которым она приписывала свой страх, были настолько абсурдными, что никто не принимал их всерьез. С марта, говорила она, к ней так и повадилась Темная Дженкин, и из ее гримас и верещания она поняла, что маленький Ладислас назначен в жертву на ужасном шабаше Вальпургиевой ночи. Она просила соседку Марию Цанек прийти с ними переночевать и попытаться уберечь младенца, но Мария не отважилась. Полицию она позвать не могла, они ей не доверяют. Каждый год, сколько она себя помнит, детей забирают этим манером. И дружок ее, Пит Стовацки, не подумал помочь, потому что хотел избавиться от младенца.
От чего Джилмана бросило в холодный пот, так это от сообщения подгулявшей парочки, оказавшейся у мостков Орна чуть за полночь. Они не отрицали, что были навеселе, но оба клялись, что видели дико выряженную троицу, крадучись входившую в темный проулок. Огромный негр в широких одеждах, маленькая старушонка в отрепьях и молодой белый парень в ночной пижаме. Старуха тащила за собой юношу, а в ногах у негра, в самой грязи, увивалась ручная крыса.