Некрономикон

В пространном покое, увешанном причудливо узорчатыми гобеленами и проникнутом курениями фимиама, Этьен-Лорэн де Мариньи часто сидит, вслушиваясь со смутным чувством в ненатуральный ритм тех гробоподобных, в иероглифических резах часов.

Сон о неведомом Кадате

 Трижды снился Рэндольфу Картеру дивный город, и трижды его подхватывало и уносило прочь, пока он медлил на высоких террасах над городом. Златозарный и чудный, весь город как жар горел на закатном солнце, все его стены и храмы, и колоннады, и арчатые мосты из мрамора с прожилками, серебряные чаши его пестроструйных фонтанов на пространных площадях и в благоуханных садах; его широкие улицы убегали вдаль меж рядов стройных деревьев, и фиалов с ворохами цветов, и светлеющих статуй слоновой кости; круто взбирались по северным склонам ярусы красных черепичных кровель и старинных островерхих фронтонов на укромных улочках с пробивающейся меж булыжниками травою. Это была горячка богов, трубный глас нездешних фанфар и грохот нетленных кимвалов. Тайна осеняла его, как туманы осеняют баснословную недосягаемую вершину; и пока, затаив дыхание, Картер ждал у перил той террасы, у него занялось в груди от щемящей несбыточности полустертых воспоминаний, боли потерь и приводящей в исступление нужды вновь найти то место, что когда-то вызывало в нем восторг и ужас и было преисполнено значимости.

Он знал, что значение того места для него когда-то было превыше всего, но на каком круге или в каком воплощении, наяву или в дремах он то место знал, сказать он не мог. Оно пробуждало глухие отголоски давно забытого раннего детства, когда каждый день был удивительным и радостным таинством, а свет дня и мрак ночи равно наступали под пылкие звуки лютни и пения, как провозвестники, отворяющие огненные пути к будущим и негаданным чудесам. Но, стоя из ночи в ночь на той высокой террасе из мрамора с причудливыми фиалами и резными перилами и устремляя взор к спящему закатному городу красоты и сущности неотмирной, он чувствовал на себе ковы тиранических богов сна; ибо ему было никак не сойти с того выспреннего места и не спуститься широкими пролетами порфировых лестниц, бесконечно свергающихся туда, где улицы древней чары распростерлись широко и маняще.

Когда он проснулся на третий раз и лестницы эти так и остались нехожеными и спящие закатные улицы неторенными, он долго и истово молился сокрытым богам сна, вынашивающим свои прихоти и причуды на заоблачных высотах неведомого Кадата в холодном пустолюдии, где не ступала нога человека. Но боги не давали ответа и не оказывали снисхождения; не подавали они знака благосклонности и тогда, когда он посылал им молитвы в своих дремах и вызывал их жертвованиями через брадатых кумирослужителей Наштом и Каман-Тахом, чей пещерный храм огненного столпа лежит неподалеку от врат мира яви. Однако, казалось, его молитвы были услышаны, но в дурном смысле, ибо уже после первой из них дивный город сокрылся от его взоров; словно те три коротких видения были делом простого случая или недоглядчивости и противоречили некоему сокровенному промыслу богов.

Наконец, нестерпимо томясь вожделением к тем закатным сияющим улицам и укромно-загадочным переулкам на склонах, покрытых черепичной чешуей старинных кровель, не в силах ни спать, ни проснуться, чтобы изгнать их из памяти, Картер решился пойти со смелой мольбой туда, куда до него никто не ходил, и, презирая опасности, пройти ледяной пустыней во мраке к тому месту, где на неведомом Кадате, повитом туманами и увенчанном невоображаемыми звездами, покоятся таинственные, как темная ночь, ониксовые чертоги Вящих.