Некровиль

Выходит, амбиций у нее больше, чем способностей. Родители в марине Дель-Рей могли бы похихикать. Почему она не последовала их совету и не стала бездельницей в третьем поколении? Если уж такая судьба годилась для них – коротать время на покачивающемся сампане посреди Плавучего мира, блаженно погрузившись в маджонг, дешевое телевидение и выданный государством бханг[104], печально качать головой из-за того, что коварный мир настолько коварен, – то и для нее тоже! Нетушки, ни за что на свете, их своенравной Дочери № 2 обязательно надо было получить образование и построить карьеру. Казалось бы, потрудиться можно и после смерти. Хоть целую вечность. Мы ей так и говорили, но разве она слушает? А теперь тихо, начинается El Camino Real[105], мамочкина любимая мыльная опера.

Йау-Йау ни за что бы не поняла смысл выражения «сесть не в свои сани»; эгалитаризм был встроен в ее ДНК, как фатализм – в ДНК родителей. Ну что ж, присядь на корточки, чтобы затхлая вода плескалась у лодыжек, самодовольно улыбнись, как будто тебе известен некий секрет мироздания, скрытый от прочих смертных, да-да, улыбнись, кивни, наклони носик чайника…

Безрассудная дочь Мередит Мок снова держит хвост пистолетом. Мартика Семаланг станет ее самым удачным делом. Йау-Йау Мок прибавила газу. Вперед, мой стальной джаггернаут! Но маленький уличный мопед мучительно закашлялся, выдал пятьдесят пять – и баста.

ЙАУ-ЙАУ – внезапно заявила видеостена, витрина конторы «Вы сломали – мы починим», – ПРОСТИ МЕНЯ, Я СЛУЧАЙНО. ЧЕСТНОЕ СЛОВО!

Извинения Кармен Миранды помчались следом по проспекту, перепрыгивая через перекрестки с экрана на экран.

ЙАУ-ЙАУ, МЫ ВСЕ ЕЩЕ ПОДРУГИ?

К тому времени, когда она припарковала мопед на стоянке у «Такорифико Суперика», серафино перешел к жалобному нытью.

ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ЙАУ-ЙАУ… – сказала стена «Банко Нохидачес». Среди корпоративных пикселей промелькнули тени тропических фруктов. – ПОГОВОРИ СО МНОЙ, ЙАУ-ЙАУ!

Прохожие поглядывали на стену и улыбались, думая о ссорах между влюбленными, внезапных и тяжелых, как летняя гроза; о примирении, романтике и розах.

– Слушай, ты, скотина, – прошептала Йау-Йау в персоналку на запястье – видимо, с помощью этой штуки серафино и выследил ее в некровиле. – Мне поручили дело. Очень повезло, что мне доверили хоть что-то. По всем правилам я должна была рухнуть прямиком в канализацию. Вернуться в Сампан-сити. Но вышло иначе, потому что у меня хорошие друзья. Это мой последний шанс. Абсолютно. Категорически. Однозначно последний. Поэтому я не хочу, чтобы кое-кто все испортил. Например, чтобы моя клиентка встревожилась, когда я обращусь к рекламному щиту по имени. ¿Comprendes?[106]

На стене «Банко Нохидачес» улыбчивый анхеленьо[107], окруженный вертящимся ореолом долларовых купюр, дернулся и превратился в карминовую ухмылку Ла Миранды. Бесстыжая старая королева подмигнула и извергла комиксовую выноску с текстом: НЕ ВОПРОС, ЙАУ-ЙАУ. ЕСЛИ Я ТЕБЕ КОГДА-НИБУДЬ ПОНАДОБЛЮСЬ, ТОЛЬКО СВИСТНИ.[108] Последним, что исчезло, был ананас, венчающий шляпу тутти-фрутти. Несколько carnivalistos[109] вежливо зааплодировали.

«Такорифико Суперика» принадлежало к той стайке простеньких уличных кафе, которые благодаря абсолютному неприятию перемен в конце концов становятся необычайно модными, ведь принцип калифорнийской кармы гласит, что даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время. Йау-Йау выстояла очередь у жестяного прилавка, заплатила гроши за порцию изысканной пищи на пластиковой тарелке и бутылку пива, произведенного в Городе мертвых – не испытывая химической потребности в питании, мертвые отлично ели, пили еще лучше и как-то умудрялись делать так, что вкус в точности соответствовал запаху, – и принесла свой поднос к столику в пыльном дворе, где красивая мертвячка сидела под сухим деревом и ковыряла вилкой в тарелке с фасолевым салатом.

– Мартика Семаланг? – Улыбаясь, Йау-Йау почувствовала себя прыщавым подростком. Лицом к лицу. Мясом к мясу. У меня не получится. А если у нее на зубах кожура от фасоли или я почувствую запах ее дыхания? Ох, лучше вспомни про сампаны, которые покачиваются на волнах во время прилива. – Я Йау-Йау Мок, из «Эллисон, Исмаил и Кастарди». Мне поручили расследовать ваше дело.

А вдруг она поймет, что я все выдумываю на ходу?

Мертвячка пожала протянутую руку. Йау-Йау пододвинула стул.

– Не возражаете, если я включу запись? – Она сняла персоналку с руки и положила на стол. – Боюсь, я не очень хорошо пишу от руки. – Похлопала себя по бедрам. Все нормально. Продолжаем. – Сеньора Семаланг, что именно от меня требуется?

– Хочу узнать, как я умерла, – сказала Мартика Семаланг. У нее был очень мягкий и тихий голос, едва слышный из-за уличного шума за стеной из клинкерных кирпичей. – И, если подозрения оправдаются, хочу узнать, почему так случилось и кто лишил меня жизни.

– Что именно вы подозреваете? – спросила Йау-Йау.

– Что меня убили.