Нексус

Я не был готов к долгому задушевному разговору — меня тянуло в сон. А вот Стаймера, похоже, ничто не брало: ни холод, ни выпивка, ни усталость не могли замедлить работу его неутомимого мозга.

Я, наверное, заснул бы мгновенно — как только моя голова коснулась подушки, но Стаймер, по своему обыкновению, тут же начал витийствовать.

Уже первая его фраза, произнесенная спокойным, ровным голосом, отбила у меня всякую охоту спать.

— Вижу, вас трудно удивить. А вот послушайте-ка…

Это было началом.

— Я хороший адвокат еще и по той причине, что во мне есть кое-что от преступника. Вряд ли вы считаете меня способным хладнокровно готовить чье-то убийство. Однако это так. Я решил убить свою жену. Кстати, вовсе не из-за Белл. Она мне просто осточертела. Сыт по горло. За двадцать лет не слышал от нее ни одного умного слова. Она довела меня до ручки и сама об этом знает. Ей известно о существовании Белл, да я никогда и не делал из этой связи секрета. Для нее главное, чтобы другие ничего не знали. Вот такой человек моя жена, черт бы ее побрал! Она-то и превратила меня в онаниста. Очень скоро после женитьбы она мне опротивела: меня трясло от одной только мысли, что нужно лечь с ней в постель. Конечно, мы могли развестись. Не жить же до конца своих дней с бездушной куклой! Влюбившись в Белл, я стал размышлять и строить планы. Для меня верхом мечтаний было уехать из этой страны куда-нибудь подальше и начать все сначала. Чем бы я занялся? Конечно, не адвокатской практикой. Я ценю независимость и одиночество и не хочу работать на износ.

Стаймер глубоко вздохнул. Я никак не комментировал его слова, но он и не ждал этого.

— Честно говоря, у меня появилась робкая надежда уговорить вас бежать со мной. Внесу ясность — вам не придется заботиться о хлебе насущном, пока не кончатся мои сбережения. Пока мы ехали сюда, я все время думал о таком варианте. Записку я сам продиктовал Белл. Но сделал это, поверьте, уже в дороге: когда мы выезжали из гаража, у меня и в мыслях не было звать вас с собой. Но чем больше мы говорили, тем сильнее крепло во мне убеждение, что именно вы — тот человек, с которым приятно пережить столь резкий поворот в судьбе.

Стаймер на мгновение замолк в нерешительности, а затем прибавил:

— Я должен был рассказать вам о жене, потому что… потому что невозможно жить с кем-то рядом и хранить такой секрет.

— Но я тоже женат, — вырвалось у меня. — И хотя проку от моей жены мало, но мне трудно представить, чтобы я тюкнул ее и бежал с вами.

— Понимаю, — спокойно отозвался Стаймер. — Я и об этом подумал.

— И что же?

— С моей помощью вы легко получите развод, и я добьюсь, чтобы вам не присудили платить алименты.

— Ваше предложение меня не заинтересовало, — ответил я. — Даже если вы подыщете мне другую женщину. У меня свои планы.

— Наверное, я кажусь вам чудаком?

— Совсем нет. То есть вы, конечно, не без странностей, но это проявляется в другом. Буду с вами откровенен, вы не тот человек, с которым я смог бы жить бок о бок. И вообще для меня все это слишком туманно. Похоже на дурной сон.

Стаймер принял мой отказ с обычным для него невозмутимым спокойствием. Чувствуя необходимость прибавить еще несколько слов, чтобы закрыть тему, я спросил, для чего ему нужен столь тесный союз со мной — чего он ждет? Я не собирался пускаться в такую авантюру, но из вежливости притворился, что меня интересуют детали его плана. Меня и правда занимал вопрос, какая роль в этом сценарии предназначалась мне.

— Не знаю, с чего начать… — задумчиво проговорил Стаймер. — Предположим… всего лишь предположим… что мы нашли подходящее местечко. Где-нибудь на Коста-Рике, а может, в Никарагуа — там, где жизнь проще, а климат приятнее. Возможно, там найдется девушка вам по вкусу… Разве такое трудно представить? Тогда… Вы как-то говорили, что хотите… что намерены… когда-нибудь заняться сочинительством. Сам я писать не могу, но у меня есть идеи, множество идей, уж поверьте. Работа адвоката по уголовным делам не прошла даром. Вы тоже не зря читали Достоевского и остальных сумасшедших русских. Не пора ли самому пуститься в плавание? Достоевский мертв, он принадлежит истории. От него мы и станем плясать. От Достоевского. Он писал о душе, мы будем писать о разуме.

Стаймер опять замолк.

— Продолжайте, — попросил я. — Звучит интересно.