Нексус

— Я? Часть того иллюзорного мира, который создала Мона. Или зеркало, в котором она иногда видит себя. В ухудшенном, естественно, варианте. — Она вдруг резко сменила тему: — Почему ты не остановишь ее в погоне за деньгами? Зачем они ей? Это так отвратительно. И ведь ей не деньги нужны. Деньги — только ширма. Мона ищет общества мужчин для того, чтобы убедиться в своей женской привлекательности. Но прояви мужчина к ней подлинный интерес, она постарается унизить его. Даже беднягу Рикардо замучила — тот не знает, чем ей угодить… Надо что-то делать. Так продолжаться не может. Если ты найдешь работу, — продолжала Стася, — ей не придется каждый вечер ходить в то ужасное место и выслушивать грязных подонков, что за ней увиваются. Что удерживает тебя? Боишься, ей наскучит однообразное существование? А может, думаешь, это я на нее влияю? Да? Неужели ты считаешь, что меня не тяготит такая жизнь? Что бы ты обо мне ни думал, знай: к этой стороне ее жизни я отношения не имею… — Она прервала свой монолог. — Почему ты все время молчишь? Скажи что-нибудь!

Только я собрался открыть рот, как вошла Мона с букетиком фиалок. Мирная инициатива.

Вскоре атмосфера установилась спокойная и согласная, женщины вели себя почти как обычно. Мона извлекла свое рукоделие, а Стася взялась за кисть. Мне казалось, я присутствую на спектакле.

За считанные минуты Стася набросала прямо на стене мой портрет — вполне узнаваемый. Она изобразила меня как китайского мандарина, облаченного в синий халат, подчеркнув суровое и глубокомысленное выражение лица, какое я по чистой случайности принял.

Мона пришла в восторг и по-матерински хвалила меня за то, что я так спокойно сидел и примерно вел себя со Стасей. Она всегда верила, что, узнав друг друга, мы непременно подружимся. И далее — в таком же духе.

Она была так счастлива и возбуждена, что, ища сигареты, увлеклась и случайно высыпала на стол содержимое своей сумки. Среди прочего я увидел давешнее письмо. К удивлению Моны, я поднял письмо и вручил ей, даже не попытавшись заглянуть в него.

— Почему ты не дашь Вэлу его прочесть? — спросила Стася.

— Дам, но только не сейчас, — ответила Мона. — Не хочу омрачать этот замечательный вечер.

— Там нет ничего такого, чего следовало бы стыдиться, — настаивала Стася.

— Знаю, — сказала Мона.

— Забудьте о нем, — вмешался я. — Мне уже не интересно.

— Какие же вы оба замечательные! Вас нельзя не любить! Я так люблю вас обоих!

На этот бурный взрыв эмоций Стася отреагировала несколько демонически, задав лукавый вопрос:

— А кого ты любишь все-таки больше?

Мона ни секунды не колебалась:

— Мне кажется, я не могу кого-то любить больше. Я люблю вас обоих. Любовь к одному не имеет ничего общего с любовью к другому. Чем больше я люблю тебя, Вэл, тем дороже мне становится Стася.

— Вот тебе и ответ, — сказала Стася, снова берясь за кисть и возобновляя работу над портретом.

Воцарилось молчание, которое вскоре нарушила Мона:

— О чем вы здесь говорили, пока меня не было?

— Конечно, о тебе, — невозмутимо отозвалась Стася. — Правда, Вэл?

— Да, и пришли к заключению, что ты восхитительное создание. Только не понимаем, почему тебе так нравится играть с нами в прятки?

Мона мгновенно ощетинилась:

— В какие прятки? О чем ты?

— Давайте сейчас не будем об этом, — проговорила Стася, вовсю работая кистью. — Но в скором времени нам надо сесть вместе за стол и во всем разобраться. Ты согласна? — И, повернувшись, она пристально посмотрела Моне в глаза.

— У меня нет возражений, — ледяным тоном ответила Мона.

— Что я говорила! Она уже обиделась, — сказала Стася.

— Она ничего не поняла.

Снова вспышка гнева.

— Чего я не поняла? В чем дело? К чему вы клоните?

— Во время твоего отсутствия мы мало говорили, — прервал я возмущенный поток ее речи. — В основном обсуждали правду и правдивость… Как ты знаешь, Стася — очень правдивый человек.

Быстрая улыбка пробежала по губам Моны. Она собиралась что-то сказать, но я не дал.

— Волноваться нечего. Мы не собираемся устраивать тебе перекрестный допрос.

— Только хотим знать, насколько ты честна с нами, — прибавила Стася.

— Из ваших слов можно заключить, что я веду какую-то игру.

— Вот именно, — сказала Стася.

— Ясно! Стоит на несколько минут оставить вас одних, и нож в спину обеспечен. Чем я заслужила такое отношение?

Тут я отключился. В моих ушах продолжала звучать последняя фраза — чем я заслужила такое отношение! Эти слова в минуты отчаяния любила повторять моя мать. При этом она откидывала назад голову, как бы обращаясь к Всевышнему. Когда я ребенком впервые услышал их, они наполнили меня ужасом и отвращением. Такая сильная реакция была скорее на тон голоса, чем на сами слова. Какое самодовольство! Какая жалость к себе! Как если бы Бог избрал ее — из всех, и теперь за это приходилось платить.

Услышав от Моны ту же фразу, я почувствовал, что земля разверзлась у меня под ногами. «Сам виноват», — сказал я себе. Вопросом, в чем именно виноват, я не задавался. Виноват — и все.