Нелады со звездами

— Когда сюда приедет полиция, тебе будет гораздо больнее, — прорычала Белинда прямо в побелевшее от страха лицо Марии. Из ее ноздрей учащенно вырывалось жаркое дыхание. — Значит, сли-ишком много денег? — спросила она, передразнивая Марию. — И сколько еще своих дружков, по которым плачет сумасшедший дом, вы переправили в грузовиках? Или они переплывают Ла-Манш на самодельных плотах?

Стряхнув с себя руки Белинды, Мария схватилась за спинку стула и, гордо вскинув голову, посмотрела прямо в раскаленные глаза своей хозяйки.

— Вы есть не правы, — спокойно произнесла она. — Все, что вы говорить, есть неправильно. Как это сказать — вы держать ветку не за тот конец.

— Палку! — крикнула Белинда. — Палку. Палку. Палку.

Мария кивнула:

— Да, вы есть правы.

— Так с кем, черт побери, — бросила Белинда, — ты говорила?

— С один из мои клиенты.

Ее спокойная невозмутимость стала для Белинды последней соломинкой.

— Не лги! — заорала она.

Белинда рылась в своем бурлящем мозгу, ища то, чем можно было бы окончательно добить проклятую домработницу. Наконец она нашла средство, к которому до сих пор не прибегала. То, что причинит Марии невыносимую боль.

— Ты уволена, черт побери! — крикнула Белинда с такой силой, что едва не лопнул шейный корсет.

У нее в ушах зазвучали триумфальные колокола. Она ощутила прилив наслаждения, сравнимый с оргазмом. Ну вот, теперь начнется настоящее развлечение. Она с удовольствием посмотрит, как мерзкая сучка будет ползать перед ней на коленях, умоляя не выгонять ее.

К ее изумлению, Мария, улыбнувшись, покачала головой.

— Нет, Белинда, — сказала она. — Я пришла, чтобы говорить это. Мне больше не нужно работать на вас. Это вы есть уволены.

Глава 23

Сквозь бессвязный кошмарный сон Грейс почувствовала, что рядом с ее кроватью стоит какая-то неумолимая сила, подавляющая ее своей волей. Она медленно и со страхом открыла глаза, с облегчением возвращаясь к реальной жизни. Ничего страшного, она в безопасности, хотя и больная, лежит в своей кровати. Вот только безопасностью и не пахло. Рядом с ее кроватью действительно стояла неумолимая сила, подавляющая ее своей волей.

— Мама! — ахнула Грейс.

Ее мать. Здесь, в Аркуэе? Для Грейс это стало первым указанием на то, что ее мать знает о существовании Аркуэя и тем более догадывается, где он находится.

Теперь леди Армиджер была полностью в фокусе. Безупречно напомаженные губы сжались, а затем зашевелились.

— Дорогая, я понимаю, это невероятно, но меня известила твоя домработница. Она позвонила и сказала, что ты серьезно заболела.

«Ну спасибо, Мария, удружила», — подумала Грейс, падая на подушку.

— И она оказалась права. Ты в ужасном состоянии. Голодная, иссохшая, измученная до предела… врач сказал, тебе необходим полный покой. Бедняжка.

Леди Армиджер стиснула руку дочери словно клещами. Грейс узнала дипломатическое рукопожатие.

О господи! Вероятно, мать нашла ее квартиру отвратительной. Дому на Томинтул-роуд было бесконечно далеко до роскоши британского консульства в Венеции.

— Но, по крайней мере, в квартире у тебя идеальная чистота, — добавила мать. — Твоя Мария — просто чудо. Таких одна на миллион.

Откуда-то из коридора донесся знакомый звук ожившего пылесоса. Бросив взгляд на дверь, Грейс увидела мелькнувшую пурпурную прядь, горевшую в коротко остриженных обесцвеченных волосах.

— Согласна, — подтвердила она.

Через несколько дней Грейс впервые за целую неделю вышла из дома и направилась к метро. Она до сих пор чувствовала себя ужасно, но к этому времени ей уже стало ясно, что понятие «чувствовать себя ужасно» является относительным. А именно: пульсирующая боль в висках, пересохший рот и горящие веки — это ничто в сравнении с леди Армиджер, весь день напролет просиживающей у изголовья кровати дочери. Грейс находила, что со стороны Марии было очень мило связаться с леди Армиджер и сообщить, что ее дочь больна. Но способствовало ли скорейшему выздоровлению шумное присутствие матери в квартире на Томинтул-роуд и бесконечные рассказы о неженатых сыновьях ее подруг, оставалось большим вопросом.

Однако, спустившись в шумное зловоние подземки, Грейс, уже успевшая устать, подумала, не поторопилась ли она. С одной стороны, выход на улицу предоставил возможность наконец отдохнуть от матери; с другой стороны, это означало необходимость вернуться в «Хатто и Хатто». Что неумолимо возвращало Грейс к книге. Книге Реда Кемпиона.

Лихорадка, терзавшая ее всю последнюю неделю и усугубленная приездом матери, породила блаженные волны забвения, на время смывшие память о последних событиях, связанных с кинозвездой. Но теперь Грейс в отчаянии размышляла, что она выставила себя полной идиоткой перед автором, при этом никто не слагал с нее обязанности продвигать книгу. Впрочем, мрачно подумала Грейс, такое происходит не впервые. Однако книга Генри Муна по крайней мере была хорошая. Более того, и по своему поведению он в сравнении с Кемпионом казался святым.