Нелегал из Кенигсберга

Все это он проделал, дождавшись, когда Клара выйдет из дома. Со сноровкой бывалого «медвежатника» обчистил свой сейф, забрав пистолет и деньги. Затем расшвырял все вещи по кабинету, сбросил с полок книги… Пусть гадают, кто это сделал — тайная полиция или домушники. Напоследок взял с собой чемодан с личными вещами, упаковав в него еще и несколько самых ценных антикварных раритетов. В последний раз посмотрел на «Остров мертвых» и покинул дом через тайный лаз.

Ночь благополучно провел в конспиративной квартире на Литовском валу. Проснулся рано, сделал зарядку, приготовил легкий завтрак, и все это не прерывая раздумий — как жить и что делать в новом подполье.

Он еще раз изучил свой запасной — на случай провала — паспорт.

«Теперь я не Уго Шведер, теперь я Уго Швальбе!» Он стоял перед зеркалом и повторял до тошноты «Уго Швальбе… Я — Уго Швальбе». Хорошо, что имя оставалось прежним. Так был задумано специально. На имени легче проколоться, чем на фамилии. Мало ли кто мог окликнуть его по старому имени…

Первым делом он отправился в спортивный магазин и купил легкий мотоцикл DKW черного цвета. Мотоциклы еще продавали, но без колясок. Слава богу, вермахт еще не наложил свою лапу на двухколесный транспорт.

Новый паспорт был благополучно опробован в полицейском отделении при регистрации мотоцикла. Никаких лишних вопросов, никаких придирок. Теперь у него были свои колеса, и это во многом упрощало его положение. Надо было «рвать когти» из Кёнигсберга. Но куда?

Прежде чем решить эту проблему, он заехал пообедать в придорожный гаштет. За сосисками с тушеной капустой развернул «Балтишер Беобахтер».

Малозаметное убористое объявление в нижнем углу последней газетной страницы обещало такую же малозаметную убористую жизнь: «Мемельскому городскому кладбищу требуется фотограф». Лунь сразу же взял его на заметку и на другой день, переночевав на второй конспиративной квартире — на Гендельштрассе, был уже в Мемеле.

Директор кладбища — отставной ротмистр рейхсвера, подтянутый, несмотря на годы, — с усами колечками по моде начала века — принял соискателя незавидной должности весьма любезно. Первым делом он показал ему фотолабораторию. Она находилась здесь же, на первом этаже двухэтажной кирхоподобной конторы. Глухой темный чуланчик два на два метра сообщался с комнаткой фотографа на два метра длиннее лаборатории со стрельчатым оконцем в торце и отдельным входом во двор. В каморке стояла железная кушетка, по всей вероятности, из кладбищенского морга. Впритык к ней стоял стол, а впритык к столу шкафчик-картоньер, изрядно источенный шешелем. Над ним висел фотопортрет кайзера Вильгельма в шлеме.

— Это мой друг снимал! — с гордостью пояснил директор. — Он был очень хорошим фотографом, но пил… Мы с ним в одном полку служили… Теперь вот, где работал, там и упокоился.

— Он здесь и жил?

— Да. У него никого не было… Итак, жалованье здесь небольшое. Но я готов оформить вас еще и как ночного сторожа, если вы будете здесь жить. К тому же вы можете подрабатывать и в роддоме, как это делал мой друг.

Лунь поблагодарил директора и согласился на все его предложения. Это было идеальное место, чтобы надежно залечь на дно. К тому же бесплатное жилье да еще с отдельным входом.

Первым делом он купил подушку, одеяло и постельное белье. Тюфяк был оставлен ему в наследство предшественником. Обедать ходил в «Сфинкс» — небольшой гаштет рядом с кладбищем. Нехитрый завтрак и еще более простой ужин готовил сам: бутерброд с сыром, кофе из термоса. В лаборатории стояла электроплитка для подогрева растворов; на ней Лунь иногда отваривал картошку или жарил омлеты. Надо было отчаянно экономить, чтобы продержаться на более чем скромном жалованье кладбищенского фотографа. С сентября резко вздорожали бензин, фотопленка, а также все фотохимикаты.

Работы было немного, хотя с началом войны люди стали умирать чаще. Два-три раза в день распахивались кладбищенские ворота, принимая очередной катафалк, запряженный парой вороных тракенов. Однако к услугам фотографа прибегали не все. Одни приходили со своими фотоаппаратами, другие экономили марки, третьи просто не хотели увековечивать печальное событие. Но все же съемка была, а вместе с ней и небольшой приработок, которого вполне хватало на дешевые обеды в «Сфинксе»: неизменный гороховый суп, шницель по-венски и кружка пива.

На счету в Дойчебанке лежала некая сумма, но это был стратегический резерв. Лунь опасался, что с ходом войны банковские счеты заморозят, но все же деньги не снимал, так как обращение в банк могло нарушить его конспирацию. Кто знает, какие поручения относительно личности вкладчика могли получить банковские клерки?

* * *

В самый адвент на кладбище привезли хоронить пожилую женщину, хозяйку большого хлебного магазина. Пригласили фотографа. Лунь снимал погребальную церемонию, пока из стайки родственников его не окликнула некая дама в черном пальто. Вейга! Это ее тетушку предавали сейчас земле. Лунь сдержанно кивнул и продолжил работу. Когда же все было закончено, подошел к Вейге с полупоклоном:

— Примите мои соболезнования…